Пособия «Как сопрано попасть в труппу Метрополитен», к сожалению, никто не написал, так что мне оставалось лишь вставать и снова идти в бой. Однажды приятельница попросила меня спеть на прослушивании, в организации которого она принимала участие. Я невероятно обрадовалась — она ведь знает, что я талантливая певица, и наверняка замолвит за меня словечко. Я выложилась на все сто, но даже не прошла во второй тур. Это было уже слишком. В полном отчаянии я пошла плакаться сестре.
— Нельзя приглашать человека на прослушивание, а потом выставлять его вон! — жаловалась я. — Я вообще туда не собиралась. Они меня позвали, только чтобы унизить!
— Просто у тебя был неудачный день, — отвечала Рашель.
— Когда я наконец признаю очевидную истину? Пора завязывать. Надо найти работу.
Жить дальше. Сколько еще раз я должна услышать, что никуда не гожусь, прежде чем до меня дойдет?
— Рене, у тебя талант, и ты вкалываешь как черт. И знаешь это не хуже моего.
Еще одного отказа мне не выдержать, думала я. Силы были на пределе.
Рашель обняла меня и повела выпить кофе. За час ей незаметно удалось отвести меня от края пропасти.
Чему-то может научить книга, а что-то приходится, набивая шишки, усваивать на собственном опыте — именно так я научилась играть, а не только петь на сцене. Признаюсь, я по-прежнему чувствовала себя не слишком уверенно, но ведь и репетируя Мюзетту в Джуллиарде, я не становилась кокеткой. Если уж мне удалось сыграть вызывающую сексуальность, неужто я не сумею изобразить уверенность в себе? Одним махом избавиться от скованности если и возможно, то невероятно трудно, особенно когда тебя критически разглядывают — а, собственно, в этом и заключается смысл прослушивания. И я научилась притворяться. Я выходила к комиссии с милой улыбкой, громко и внятно объявляла произведения, не злоупотребляла извиняющимися жестами, избавилась от нервных тиков и не переминалась, как раньше с ноги на ногу. Такое поведение сразу настраивает жюри на дружелюбный лад. Хотя мне по-прежнему сложно было поверить, что они не мечтают, чтобы я провалилась, я перестала смотреть прямо в глаза членам комиссии и петь непосредственно для них — едва ли людям нравится, когда их пригвождают к стенке бешеным взглядом. Если я исполняла фрагмент с декламацией, предполагающий непосредственный контакт с аудиторией, то обращалась прямо к ним, но если представляла внутренний монолог или диалог с другим персонажем, я выбирала точку в стороне или над их головами и фокусировалась на ней.
На прослушивании чрезвычайно важно войти в образ, увлечься действием, позабыв о вокальной зажатости и страхах. Погружение в текст помогает заглушить монолог — например, такой:
Смотрите, как я напрягаюсь, стоит мне начать фразу с высокой си.
Ага, я перестала вообще играть, кулаки сжаты, ноги трясутся, но разве не здорово мне удалась та фраза? И как насчет пианиссимо?
Проклятье! Нечего было гладить себя по головке — теперь вот сбилась, и так хорошо начинавшееся длинное декрещендо закончилось пулеметной очередью.
Отлично, из-за проваленного декрещендо я забыла подготовиться к самой высокой фразе, а теперь слишком поздно.
Пытаюсь не гримасничать, но ничего не могу с собой поделать.
Нервы на пределе (спасибо вам, дорогие). Ну вот, я дала петуха на верхнем си-бемоль, а теперь еще правая рука сама собой поднялась — я прямо-таки Франкенштейн. Прекрасное визуальное дополнение к полному вокальному провалу, да.
Вижу, как вы разочарованы.
Надеялись, что сможете выбрать меня и отказать двум сотням других сопрано, томящимся под дверью.
Однажды мой аккомпаниатор, добравшись до последней страницы нот, потерял после паузы нужное место и, помучившись немного, в итоге просто перестал играть. Я же продолжала петь и почти дошла до верхней ми-бемоль в финале, всегда доставлявшей мне немало хлопот, но, совершенно растерявшись из-за умолкнувшего фортепиано, вместо высокой ноты испустила крик. Два члена комиссии буквально согнулись пополам от смеха и притворились, будто ожесточенно пишут что-то в своих блокнотах, — согласитесь, сложно было винить их за это.
По закону подлости, стоило мне научиться проходить прослушивания, надобность в них отпала: мне наконец дали работу, не подвергая этой сомнительной и порой унизительной пытке. Друзья, мой вам совет: побыстрее набирайтесь опыта. Я провела немало мастер-классов и теперь понимаю, что человека характеризует не голос и не манера петь, а Индивидуальность с большой буквы «И». Харизма. Зацепите меня, растрогайте меня, увлеките прочь из этой душной комнатки с галогеновыми лампами, подвесным потолком, линолеумом и расстроенным фортепиано. Я хочу сжимать ладонь Рудольфа, пока он рассказывает о своей жизни, одновременно соблазняя меня — ну, то есть не меня, а Мими, конечно. Проникновенная игра завоюет сердца членов жюри, а позже и публики.