— Только что услышал — она слиняла, — сказал Док.
— Спрошу иначе… насколько вы были близки с Шастой Фей Хепчест?
Этот же вопрос Док и себе уже некоторое время задавал, но ответа у него не было.
— У нас с ней всё кончилось много лет назад, — ответил он. — Месяцев? Ей другую рыбёшку подавай. Разбилось ли у меня сердце? Ещё бы. Если б ты, малышка, не возникла, кто знает, как фигово бы мне стало?
— Это правда, тебе был пиздец. Но если быльё не трогать, вступал ли ты с мисс Хепчест в контакт, скажем, за последнюю неделю?
— Ну что ж, забавно, что ты спросила. Она меня навестила за пару дней до того, как исчез Мики Волкманн, — с историей про то, как его жена и её молодой человек сговорились упечь Мики в психушку и оттопырить себе все его деньги. Стало быть, очень надеюсь, что вы, ребята, — или же легавые, или ещё кто — с этим разбираетесь.
— Ты же такой бывалый сыскарь — считаешь, это надёжная зацепка?
— Знавал и похуже — ой, погоди, я врубился: вы все на это просто собираетесь забить. Верно? у какой-то хипушки не заладилось с молодым человеком, мозги набекрень от шмали секса рок-н-ролла…
— Док, я ни разу не видела, чтоб ты так распалялся.
— Потому что обычно свет погашен.
— Ага, ну так ты, судя по всему, ничего этого лейтенанту Бьёрнсену не рассказывал, когда он тебя загрёб на месте преступления.
— Шасте я дал слово, что сначала поговорю с тобой — не поможет ли кто в конторе у ОП. Звонил тебе, звонил, денно и нощно, ответа нет, и тут вдруг — бац, Волкманн исчез, Глен Муштард помер.
— А Бьёрнсен, похоже, считает, что в этом деле ты подозреваемый не хуже прочих.
— «Похоже…» — ты с Йети, обо мне, говорила? Фигасебе, ну никогда нельзя доверять девкам с плоскости, чувак, главная директива жизни на пляже, да и всё, чем мы были друг для друга, эгей, если так суждено, окей, как всегда грит Рой Орбисон, — театрально подставив ей запястья, — давай уж сразу и покончим…
— Док. Ш-ш-ш. Прошу тебя. — Она такая милашка, когда ей неловко, морщит носик и прочее, только надолго это не затянулось. — Кроме того, может, ты это и сделал, тебе такая мысль в голову не приходила? Вдруг ты просто удобно обо всём забыл, ты же часто всё забываешь, и эта твоя причудливая реакция сейчас — типично вывихнутый способ во всём признаться?
— Ну, только… Как я бы мог такое забыть?
— Трава и кто знает, что ещё, Док.
— Эй, да ладно тебе, я и курю-то не взатяг.
— О как? Сколько в среднем косяков в день?
— Эм… надо в бортовой журнал глянуть.
— Слушай, на этом деле сидит Бьёрнсен, только и всего, он будет допрашивать сотни из вашей публики…
— Наша публика. Через окно, бля, опять ко мне вломится, ты вот что хочешь сказать.
— Согласно полицейским рапортам, ты в прежних случаях предпочитал забаррикадировать дверь.
— Ты мои корки подняла и меня проверила? Пенни, да тебе и впрямь небезразлично! — со взором, означающим восхищение, но все эти зеркала тут, когда Док сверился с отражением, почему-то представили его как взгляд очередного красноглазого торчка.
— Схожу за сэндвичем. Тебе чего-нибудь принести? Ветчина, телятина или говядина?
— Разве что Овощ Дня?
Док понаблюдал, как она становится в очередь. Что за игры ЗОПов[19] она тут с ним затеяла? Неплохо бы верить ей больше, но работа безжалостна, а жизнь в Л.А. психоделических шестидесятых столько раз предостерегала от слишком большого доверия, что косяком тут не отмахнёшься, да и семидесятые выглядели не более обещающе.
Про это дело Пенни знала больше, чем делилась с Доком. Он уже насмотрелся на увёртки, которыми юристы скрывают информацию: законники учили им друг друга, по выходным сидели на семинарах в мотелях Ла-Пуэнте, полировали эти навыки и смазывали — и никакого резона, как это ни печально, для того, что Пенни окажется исключением.
Она вернулась к столику с Овощем Дня — распаренной брюссельской капустой, наваленной на тарелку. Док ею занялся.
— Ням-ням, чувак! подвинь-ка «Табаско» поближе — эй, а с кем-нибудь у криминалистов ты пока не разговаривала? Может, твоей подруге Лагонде попадались результаты Гленова вскрытия?
Пенни пожала плечами.
— Лагонда про это говорит только «очень деликатное». Тело уже кремировали, а больше она об этом ни слова. — Она немного посмотрела, как Док ест. — Ладно! Как там все на пляже? — с низкоискренней улыбкой, которой он уже мудро научился опасаться. — «Оттяжно»? «психоделично»? сёрфовые зайки, как обычно, внимательны? А, и как те две стюхи, с которыми я тебя застала в тот раз?
— Я ж говорил, чувак, там всё дело в джакузи было — краны слишком открутили, ну и бикини у них как-то загадочно сами развязались, ничего преднамеренного…
Похоже, не пропуская в последнее время ни единого такого случая, Пенни имела в виду случайных партнёрш Дока по шалостям — пресловутых стюардий Лурд и Мотеллу, занимавших холостяцкие хоромы в Гордите на Прибрежном проезде, с сауной и бассейном, а посреди бассейна — бар и, как водится, неистощимый запас высококачественной травы, ибо дамы, как известно, контрабандой ввозили запретный товар, к сему моменту якобы уже накопив громадные состояния на счетах офшорных банков. Однако после заката при, считай, любом перестое в этих краях они, похоже, рано или поздно пускались патрулировать безрадостные магистрали гнетущего лосанджелесского захолустья, из некой неодолимой тяги общества выискивая первых подвернувшихся подонков.
— Может, когда-нибудь вскоре и увидишься с ними? — Пенни, избегая встречаться взглядом.
— Лурд и Мотелла, — осведомился он как мог нежно, — они, э-э, что, Интересные Цыпы для твоей шарашки?
— Не столько они, сколько те, с кем они в последнее время водятся. Если при манипуляциях с бикини тебе случится услышать, что они упоминают одного или обоих молодых господ по прозваньям Паря и Хоакин, ты не мог бы это отметить на чём-нибудь непромокаемом и потом дать мне знать?
— Эй, если собираешься гулять с кем-нибудь вне юриспруденции, я тебе это устрою. А если совсем неймётся, всегда есть я.
Она посматривала на часы.
— У меня бешеная неделя впереди, Док, поэтому, если тут ничего радикально не раскочегарится, я надеюсь, ты понимаешь.
Как мог романтично, Док спел ей фальцетом несколько тактов «Правда будет мило?».
Она освоила этот трюк — лицом обращаться в одну сторону, а глазами в другую, на сей раз — искоса на Дока, веки полуопущены, да ещё и с улыбкой, которая наверняка подействует.
— Проводишь меня до конторы?
У Суда штата, будто бы что-то вспомнив:
— Ты не против, я кой-чего занесу в Федеральный, это рядом? Недолго.
И двух шагов по вестибюлю они не сделали, как к ним присоединились, или он хотел сказать — их окружили, два федерала в дешёвых костюмах, агентам не мешало бы чуточку позагорать.
— Это мои ближайшие соседи, особый агент Пазник, особый агент Пограньё — Док Спортелло.
— Должен сказать, ребята, всегда вами восхищался, в восемь вечера каждое воскресенье — у-у, ни одной серии не пропускаю!
— Дамская уборная дальше в ту сторону, так? — сказала Пенни. — Я мигом.
Док проводил её взглядом, пока не скрылась. Он знал, как Пенни ходит, когда ей надо отлить, а это походка не такая. Мигом она не вернётся. Секунды полторы ему выдалось на духовную подготовку, пока агент Пазник не сказал:
— Пойдёмте, Лэрри, кофейку нацедим где-нибудь. — Они вежливо, но твёрдо направили его в лифт, и целую минуту он раздумывал, когда ему выпадет ещё раз дунуть.
Наверху они загнали Дока в отсек с портретами Никсона и Дж. Эдгара Гувера в рамах. Кофе — в шикарных чёрных кружках с золотыми эмблемами ФБР, — судя по вкусу, не отнимал слишком уж большую долю их представительских расходов.
На взгляд Дока, оба федерала в город приехали недавно — может, прямиком из столицы нации. Он уже нагляделся на этих засланцев с Востока, что высаживались в Калифорнии, рассчитывая иметься с мятежными и экзотическими аборигенами, и либо поддерживали вокруг себя силовое поле презрения до самого окончания командировки, либо же с ослепительной скоростью оказывались босиком, обдолбанными, подбрасывали в костёр и свою палку и плыли, куда прибой вынесет. Середины в этом диапазоне выбора, похоже, не было. Доку затруднительно не представлять себе эту парочку эдакими фашистами сёрфа, обречёнными повторять закольцованное пляжное кино некоего жестокого, но зрелищного падения с доски.