— Кукла моя. Шаманить не умею, — хрипло выдохнула я.
— Иголки тыкал? Что приказывал?
— Не тыкал, не приказывал ничего.
— Знаешь, что нельзя сжигать, топить, выбрасывать, резать ее?
Я кивнула головой.
— Отпускать духов умеешь?
И опять я кивнула.
Суслик зажал лапками рот и глухо простонал:
«Это провал, Тася!»
Омега довольно и хищно улыбнулся, и я вдруг узнал его. Без шубы и платка он выглядел не так, как там, у ворот, когда спрашивал про Аши.
Дед вернулся со стаканом в руке, глухо покашливая.
— На вот, попей, — протянул мне морс омега, забирая стакан у Ашиуса.
Я привстала на кровати, борясь со слабостью, и с наслаждением большими глотками осушила весь стакан до последней капли.
— А Радеуш где? — голос был хриплым.
— Забрал его Люсий пару часов назад. Все порывался остаться, тебя отблагодарить, да мы отправили его домой. Уезжают они завтра. Сказал, с утра попрощаться зайдет. А ты, — обернулся он к деду, — выпей настой от кашля и иди, ложись. Милош в порядке, а тебе надо пропотеть и вылежаться. Старый пень, а туда же, на облаву, как молодой поскакал. Поберечься надо, а не молодым козликом скакать.
Омега был красивым, ярким, в возрасте, расцвеченный той красотой, которая и в старости держится.
— Завтра смажешь Ашиуса мазью с ягодами биленицы, будешь поить отваром — я заварил в чугунке травы. Если не будешь справляться, звони мне, телефон — восемьсот девяносто семь. Меня Иридиком зовут. Запомнил? Восемьсот девяносто семь, Иридик. Я тебе тут на бумажке запишу.
Я кивнула головой.
— Пойду я, поздно уже, — сказал он и засунул куклу мне под подушку.
Внезапно наклонился и, пронзительно вглядываясь в глаза, прошептал:
— Что от Тори хотел? О чем куклу просил?
— Любви, — растерянно выдохнула я и покраснела.
Иридик ухмыльнулся, потрепал по волосам и вышел из комнаты.
Я умостилась под одеялом, повозившись, зажала в кулаке куклу, и провалилась в сон.
Проснулась от надсадного кашля из соседней комнаты. Не сразу сообразила кто я, где я, и как меня зовут. Потом поднялась, дошла до кухни, отцедила из чугунка отвар, нагрела на газу в небольшом ковшике, перелила в кружку и постучала в комнату деда.
Мне никто не ответил, и я решила зайти без приглашения. В комнате Ашиуса я была впервые. Свет луны из окна освещал немногое, видно было, что обставлена она так же аскетично, как и весь дом. Дед разметался по кровати, скинув одеяло, лежа в исподнем.
— Ашиус! — Я громко позвала его и потрясла за плечо. Тело деда было горячим, как печка, и я невольно отдернула руку. Потом приподняла безвольную голову и попыталась напоить его теплым отваром, но он не глотал, и треть стакана просто пролилась по его щеке на подушку.
Суслик во мне заметался в истерике:
«Что делать, что делать, Тася, что нам делать?»
«Спокойствие, Васятка, только спокойствие!»
Я вылетела в коридор, накидывая белую куртку, хватая с гвоздика ключи и фонарик, и помчалась в сарайку за жаропонижающей мазью.
Дед, раздетый мною до трусов, смазанный мазью, метался и сбрасывал одеяло. Я все еще была слаба, и борьба с полыхающим жаром дедом измотала меня вусмерть. Уходить в свою комнату уже не было сил, да и оставлять его здесь одного казалось неправильным. Не звонить же посреди ночи тому Иридику! Подумаешь: жар, кашель — дед крепкий, к утру оклемается, а вот если и утром жар не сойдет, тогда позвоню.
Я улеглась прямо в пижаме, прижимаясь к деду, которого снова заколотило от холода, накрыла нас обоих одеялом и вырубилась без сил.
— Йобаный шлюх! Подстилка! Мразь! Скотина! Даже к деду в постель залез! — разбудило меня низкое злобное рычание.
С трудом разлепила глаза, и от болезненной пощечины тут же закрыла их, брызнув слезами, успев увидеть нависающего надо мной Ториниуса.
====== 7. ======
Комментарий к 7. Беты у меня нет, поэтому принимаю любую посильную помощь в исправлении ошибок.
Намекаю: чем больше комментариев, тем сильнее меня прет писать проду ;)
Фото Милоша: https://cdn.nickpic.host/images/Izfsbf.jpg
Дед поднял голову от подушки, окидывая мутным взглядом комнату.
— Тори? Кто тебя вызвал? — в его хриплом клёкоте трудно было разобрать слова, потому что к словам тут же примешался кашель.
А муж уже стащил меня за руку с кровати, больно вцепившись пальцами в предплечье.
Суслик вяло возмутился:
«Синяки останутся».
Мне было все равно. Я так устала и хотела спать, а все остальное потом, потом, потом. Но муж тряс за грудки и требовал ответы на какие-то дурацкие вопросы.
Я оттолкнула его руку и молча, подошла к деду, который весь в поту откинулся на подушку и слабо постанывал.
— Звони — восемьсот девяносто семь, зови Иридика. Срочно! — прикрикнула я, видя как злость, бушующая ярость сменяется во взгляде на растерянность, непонимание, возмущение и опять непонимание.
Схватив полотенце, я подтолкнула загораживающего выход мужа в спину, протиснулась, бросилась к ванной и намочила полотенце.
— Дед! Деда! — Тори тормошил за плечо Ашиуса, беспомощно вглядываясь в мокрое, потное лицо, прислушиваясь к тяжелому хриплому дыханию.
— Ты еще здесь? А ну быстро ищи телефон и звони! — я рявкнула на мужа и тот, вздрогнув, бросился к серванту, открывая секцию, где обычно держали вино с бокалами или коробку с нитками, как в нашем случае.
Обтирая мокрым полотенцем горящего деда, я поняла, что тут нужна водка, чтобы сбить температуру.
Разговор был коротким, Иридик сразу понял, что просто так его звать не будут.
Я снова выбежала из комнаты, схватила в кухне бутылку с самогоном, недопитую в день моего приезда, и вихрем ворвалась в комнату, где над дедом стоял испуганный муж, откинула одеяло, смочила полотенце и начала растирать деда жидкостью из бутылки.
— Не стой столбом, живо мой руки и помогай мне — пока Иридик придет, надо сбить температуру, — мой тон был сухим и нервным.
Сейчас главным было спасти старика, впавшего в беспамятство. Я оторвала от полотенца половинку, и стала растирать ключицы, грудь, бока. Когда вернулся муж с закатанными рукавами, влажными руками и мокрым лицом, с челки у него капала вода, я всунула ему в руки второй кусок полотенца:
— Растирай ноги. Только аккуратно.
От адреналина и быстрых, нервных движений стало жарко, и я сняла верх от байковой пижамы, зная, что под ней находится майка — хотелось хоть немного остудиться.
— Ты чего тормозишь? Давай заканчивай с ногами, его надо перевернуть и протереть спи… а… — я уловила его взгляд на мое предплечье, где уже начинали наливаться синевой отпечатки от его пальцев.
Муж стиснул зубы и наклонился, напрягая мышцы на руках, переворачивая деда на живот.
Я отнесла Иридику питье в большой кружке с ложкой для деда, и вернулась на кухню, сев в уголок у шкафа, безвольно прислонившись к нему боком, упираясь головой, которая отказывалась держаться ровно. Омега выгнал меня из комнаты, сказав выпить того же отвара и ложиться в постель немедленно. Муж ходил по кухне, останавливаясь у окна, глядя на снеговика на улице.
Я медленно хлебала теплый отвар из чашки, понимая, что нужно хоть как-то объясниться с мужем, но сил не было от слова «совсем». Тори обернулся от окна, окинул взглядом меня сверху донизу, задержавшись дольше на растрепанных длинных косичках, синяках под глазами, синяках на руке, вернулся к метке, которую я машинально почесала, и спустился взглядом на провалившийся живот и босые ступни, которые я тут же завела под стул, пряча от внимательного взгляда.
Глаза его были темными, желтовато-коричневыми, выражение лица было замершей маской, догадаться, о чем он думает было невозможно.
«Да ну его нахер!» — присвистнул сусел, — Иди, ложись, а то башкой тюкнешься об пол. Еще его наезды слушать сейчас — оно тебе надо?»
«Да, Васятка, ты как всегда прав».
Я поднялась со стула и, держась за стеночку, поплелась в свою комнату.