Обтирая меня теплым мокрым полотенцем, видя, что я уже уплываю в царство сна, руки Тори внезапно замерли и он спросил:
— Ты меня так никогда и не простишь за ту пощечину, за те слова, которые я бросал тебе со злостью?
— Когда-нибудь прощу, — зевая во весь рот, пробормотал я.
— Что мне сделать, чтобы ты простил, Милли? Ну, хочешь, побей меня. Хочешь? — его взгляд загорелся этой идеей, а мне стало смешно.
— Смешной ты какой — побей. Есть способы лучше, — я зевнул еще раз, удобнее устраиваясь на подушке. — Сделай эпиляцию на всем теле.
— И ты простишь меня, — с надеждой спросил он, забыв, что надо оттирать меня, пока тряпка не остыла.
— Нет. Но подумаю, что ты готов измениться, если сделаешь это, — пробормотал я, глотая окончания, и сладко-сладко засыпая.
Чтобы проснуться через три часа и увидеть на циферблате время 03:30.
Я перебрался через Тори, сходил отлить в туалет и замер у кровати, разглядывая спящего мужа. Ложиться спать или залезть на сайт, ответить на комментарии? Опять ведь полезут разные мысли в голову, и придется выбираться из постели, чтобы забить голову другим, а не метаться в страхе среди убийственных мыслей «что делать?».
— Чего не спишь? — Тори развернулся ко мне и протянул руки, чтобы помочь мне перебраться через него.
— Тори, у пингвинов есть колени? У них же такие маленькие лапки. Сгибаются они или ходят, как на ходулях?
Тори тихо засмеялся, прикрывая рукой рот:
— А я думал, что ты не спишь каждую ночь потому что записываешь идеи для своих книг, когда на тебя нападает вдохновение.
— Откуда ты знаешь, что я не сплю по ночам? И, кстати, что за совместный поход к омегологу? Это еще зачем?
— Нам надо проходить предродовую подготовку. Выбрать программу, время, и вообще я хочу знать, как развивается Бубочка и лично контролировать, как у тебя протекает беременность.
«Как показали последние события, предпоследние были лучше» — вздохнул Васятка. — «Ну, подумаешь, задержишься еще на один день. Ведь не горит же у тебя?»
Я тяжело вздохнул, соглашаясь с моим внутренним сусликом и хлопнул по шаловливым рукам Тори, начинавшим меня оглаживать слишком игриво.
— Ториниус! Обещал тебе, что дам, значит дам. — указал на лежащий спокойный отросток. — Но я же не говорил, что НА!
Напоследок хотелось натрахаться на долгое время вперед.
«Или в перёд?» — подкузьмил сусел, играя бровями.
Тори счастливо засмеялся и прижал меня к себе, легко целуя в метку:
— Спи, спи, бука. Завтра тяжелый день. Спи, Милли.
====== 34. ======
— Боже мой, Милош, чего ты вертишься, как будто в постели куча крошек? Мы только час как заснули! — Тори сонным голосом, глядя одним глазом на меня, а второй даже не пытаясь открывать, тихо бубнил.
— Хочу ягоды. Такие, знаешь, красненькие, которые на заимке были беловатыми, но ты сказал, что они еще зеленые. — Я смотрел в потолок и глубоко дышал, чтобы успокоиться, потому что мне приснились ягоды и, проснувшись, я не представлял, что со мной будет, если их не съесть. Внутри, как рой комаров зудела неудовлетворенность, хотелось чего-то, незнамо чего, скорее всего, именно этих ягод. — Вот их когда раскусываешь, там внутри меленькие мягкие семечки. Сжимаешь зубами, а они кислят и освежают.
— Милли, гспдибже. Это заячьи ягоды, они не съедобны. Если их съесть, можно отравиться. Откуда ты знаешь, что они кисленькие? И косточка у них одна, плотная, никаких семечек. Ну, хочешь, я тебе сок кисленький принесу? Или… ну… капусты квашеной? — Тори приподнялся на локте, щурясь и сильно сжимая веки, чтобы проснуться.
— Нет. Мне нужны именно эти ягоды. Красненькие. Кисленькие. Бубочке очень надо. Ты не понимаешь. — я часто задышал, стараясь подавить подступающие к глазам водопады слез. — Никто меня не понимает. Никто. — Зло прошептал. — Вот и ты… Убегаешь, да? И правильно! Я тебя сюда не звал. Катись колбаской по малой Спасской.
— Одевайся. — В меня прилетел ком одежды. — Поедем за ягодами.
Тори натянул футболку и причесал пятерней волосы, сцеживая зевоту в кулак. Потом помог мне надеть штаны, полапав где надо и не надо, смешно посопев в пуп, натянул на меня длинную водолазку, пропустив пальцы сквозь пряди волос. Усадил на кровать и принялся за босоножки, в тусклом свете ночника не сразу попадая между полосками кожи.
— Почему ты носишь волосы в пучок? Раньше ты ходил с распущенными, тебе идет. — Тори поднял на мгновение голову и зыркнул покрасневшими от недосыпа глазами, поглаживая по ноге.
— Тори, тебе сегодня ночью ничего не светит, — недовольно буркнул я, стараясь не обращать внимание на то, что все эти касания, поглаживания, сопения мне нравятся так же, как и ему.
— А я и в темноте найду, — ухмыльнулся он краешком рта. — Так что за трансформация с прической?
— Да мешаются они мне. Отрежу, как рожу, сразу же. Зори говорит, беременным нельзя отрезать волосы, так бы я прямо сейчас отчекрыжил. — Нахмурившись выдохнул я.
— Лысая башка, дай пирожка? Прямо вот так? — удивился муж. — А Бубочка за что будет хвататься? За уши?
«Мимими! Ты заметил, заметил? Даже не запретил!», — Васятка сонно дрыгал задними лапами.
«Попробовал бы он. Я бы сразу обрезал, назло.»
«Зна-а-ает тебя, как облупленного», — прижмурил глаза Василий.
Тори потянул меня за руку и мы вышли в коридор, пробираясь по спящему дому на цыпочках, стараясь производить меньше шума. В гараже он включил свет, бледным сиянием осветивший 3 мощных автомобиля, и пикнув брелком, открыл дверь с моей стороны его любимой черной машины. Ворота гаража разъехались, Тори закрыл за мной дверь и уселся в машину, тихонько включив ночное радио.
— А где мы будем искать ягоды? — заинтересованно посмотрел на профиль Тори, сосредоточенно выводящего машину в темноту из освещенного гаража.
— Увидишь, — загадочно улыбнулся он. — Как обстоят дела с книгой? Ты давно не выкладывал новую главу.
— Затык. Не могу увязать два события между собой. Кусочек между ними не ложится, — расстроенно вздохнул я, вглядываясь в темноту пустой дороги, расцвеченную мелькающими фонарями и витринами магазинов. Ночной воздух врывался в приоткрытое окно и я чувствовал себя, как в сказке, волшебной ночной сказке, перед большим приключением. — А еще я сдуру в первой книге придумывал названия каждой главе, а это такой геморрой. Теперь жалею, но не могу придумать название к следующей.
Мы выехали за город и мчались под медленную завораживающую музыку сквозь ночь.
— У тебя в главе есть бубны и флейты? — тихо спросил Тори, поглядывая в зеркало заднего вида и изредка косясь на меня, спокойно держа руль.
— М-м-м… нет. А что?
— Тогда так и назови: — «Без бубнов и флейт.» — Легкая улыбка на его лице подчеркнула появившуюся на щеке ямочку и я засмеялся вместе с ним.
— Хорошая идея, Тори. Мне нравится.
Пустая болтовня расслабила меня, да и Тори выглядел умиротворенным, хоть и не спал из-за меня всю ночь и колобродил в предрассветный час.
Мы вышли из машины у кромки леса, в свете фар виднелись зеленые заросли низкого подлеска и кустарника.
Тори крепко взял меня за руку и повел вдоль лесной дороги, отводя ветки от моей головы, подсвечивая дорогу фонариком.
— Вот оно! — Муж подвел меня к деревцу, оторвал пару листиков, протер их пальцами от пыли и вложил себе в рот. — Ки-и-исло! — передернул плечами, скривившись, и выплюнул листочки.
Оторвав еще парочку, он размял их пальцами и вложил мне в рот.
— Попробуй! Это кислица. Папа ее любил жевать.
Я доверчиво разжевал листочки и кислота заполнила рот набежавшей слюной.
— М-м-м!!! — застонал я от радости. — Бове, как фкуфно! То, фто наво! — я говорил и торопливо жевал листочки, наслаждаясь кислинкой.
— Все, все, хватит, выплевывай! Не надо их глотать, — заволновался Тори. — На вот, еще пососи. — Он протянул мне еще три очищенных листа, а я чуть не упал на колени, чтобы пососать другое. Внезапно ставшее желанным и таким же притягательным, как до этого заячья ягода.