Деньги у меня были. Так смешно получилось — Тори позвонил вечером за пару дней до приезда и после обычной болтовни — чем занимался весь день и как поживает Бубочка — спросил, почему я у него ничего не прошу.
— Ну, почему же, — усмехнулся я, — минет в лесу просил. Заметь, я просил дать, а не сделать, и то ты не дал, а мне десять раз повторять не надо.
—… ты и с девятого понимаешь, помню, — усмехнулся Тори. — Завтра тебе привезут карту на твое имя, я открыл счет и положил немного денег на булавки. После госзаказа дела пошли в гору, так что на золотые булавки и даже платиновые тебе хватит.
Денег на первое время должно было хватить, а все сомнительные метания, имею ли я на них право — я отмел напрочь, и снял их все с карты подчистую, пока добирался до вокзала в одном из банкоматов, чтобы потом нельзя было отследить меня, в каком городе я юзаю эту карту.
Когда я приметил раскрашенный разноцветный фургон с хиппарями возле вокзала и колоритного альфача с синим ирокезом, в рубашке с черепами, увешанного браслетами, я впервые за весь день улыбнулся и выдохнул радостно. Сердце билось, как заячий хвост, рюкзак оттягивал плечи, я нервно поправлял парик, волнуясь, что он свалится или перекосится в самый неподходящий момент.
— Николя, — протянул я руку альфе. — А вы Колтон? Люсий говорил, что вы преподаватель… — нервно трещал я, не в силах остановиться и скрыть мандраж, озираясь, нет ли поблизости Тори, Альдиса, или кого-то из знакомых, и с трудом сопоставляя ирокез альфы со статусом учителя в школе.
— Ага, Колтон. Пойдем в трейлер, познакомлю с друзьями. Меня так достают детишечки в течение учебного года, что два раза в год я меняю имидж и езжу отдыхать и отрываться на бардовские сходняки и сбросить напряжение, — он мягко улыбнулся и снял с плеч рюкзак, потянув за лямку. — Ого! Тяжелый… Не стоит тебе носить такие тяжести в таком положении. И что у тебя там?
«В рюкзаке моем сало и спички и Тургенева восемь томов, — хотелось процитировать мне, но Василий злобно шикнул, и я просто мило улыбнулся, пожав плечами».
Руки непроизвольно дернулись, цепляясь за лямку рюкзака — там было все, что я решил взять с собой в новую жизнь, но тут же выпустили его, понимая, что мое поведение может показаться странным. Я был на взводе, на адреналине, и описать мои чувства не взялся бы ни один писатель — они менялись полярностью с плюса на минус, как на американских горках.
В придорожном кафе было немноголюдно, и нам специально сдвинули три стола, чтобы вся компания села вместе. Кормили, и правда, вкусно, но мне кусок не лез в горло от переживаний. Мы ехали всего четыре часа, и мне казалось, что этого времени недостаточно, чтобы останавливаться. Я все время одергивал себя, взывая к логике, что Тори не может меня найти — это не поезд, не самолет, где нужен паспорт или другой документ, который у меня лежал на дне рюкзака на имя Милоша Лайонеша — совсем без документов пускаться в дорогу было глупо. Найти меня было практически невозможно, но сердце ёкало каждый раз, когда нас обгоняла большая черная легковушка, похожая на машину Тори.
«Жри давай, скотина! Деньги уплОчены. Нех разбрасываться продуктами, — зло шипел Васятка. — О себе не думаешь, так Бубочку покорми — аленьким цветочком сыт не будешь».
Вася был прав. И я стал живо заталкивать в рот салат, механически пережевывая и проглатывая, не чувствуя вкуса — когда и как в следующий раз доведется поесть, было неизвестно.
Колтон хмыкнул, увидев, что я все-таки взялся за еду, и придвинул тарелку с бутербродами с рыбой:
— Угощайся. Я пробовал, не отравишься.
У меня потекли слюнки — рыбу я очень любил — и вцепился зубами в бутер, запивая его сладким соком.
«Таисий! Мать твою! А расплачиваться чем будешь? — Василий зло упер руки в бока. — Ты в незнакомой компании, чужой альфа просто так тебя кормить будет? Чем ты думаешь, дурище?»
Я замер с откушенным куском во рту, испуганно уставившись на Колтона.
— Что? — Колтон приподнял брови, отвлекаясь от разговора с рядом сидящим бетой, с ярко-алой челкой через все лицо — они как раз планировали, кто следующий сядет за руль, а кому можно выпить пива.
— Я заплачУ, — с трудом проглотив откушенный кусок, покраснев, пробормотал, — за бутерброды.
— Да не парься ты, тут у нас все просто: есть деньги — платишь, нет, — альфа приподнял брови, улыбаясь… — расплачиваешься, — продолжил Васятка, но не угадал. — … не платишь. Мы этим составом уже третий раз ездим, жрачка не проблема. Отдыхай, — и Колтон отвернулся к бете, продолжая начатый спор.
Знакомя меня с товарищами, Колтон сразу предупредил:
— В машине не курить, не набухиваться в говно, не блевать, а то еле машину отмыли от Куки, — он мотнул головой в сторону беременного омеги, который выставил ему фак, звеня многочисленными фенечками на тонкой руке, насмешливо улыбаясь. — Укачает, сразу сигналь. С тебя за поездку десять афов, потянешь? — меня с интересом разглядывали весь разношерстный коллектив, а Колтон тут же продолжил. — Если нет денег, то…
— Есть, потяну, — я порылся в карманах и вытянул две бумажки по десять афов, одну отдавая Колтону.
В рюкзаке лежало десять тысяч снятых афов от Тори, на карте — три с половиной тысячи от Ашиуса из тех пяти, что он давал еще тогда. Я решил жестко экономить, чтобы оставить на роды, на Бубочку, на квартиру и питание.
«Зря ты Ашиусу все рассказал. Ну, или надо было ехать к нему на заимку», — Василию не нравилось все происходящее, все, что бы я ни делал, было не так.
Цветные огоньки проезжающих машин раскрашивали подступающую темноту, и коллегиально было принято решение остановиться в лесу на ночевку. Компания не спешила, все наслаждались поездкой, как могли. Задорные песни под гитары — беты оказались близнецами и отлично играли и пели, остальные нестройным хором подпевали — поддерживали в машине позитивное настроение. На меня особо не обращали внимания, каждый был занят своим делом. А меня уволакивало в мысли: что сейчас делает Тори, как он воспринял мое бегство. Я представлял, как он ищет меня у того туалета, не находит, возвращается в гостиницу, видит на столе письмо, придавленное телефоном, пустой ноутбук с удаленными данными, все вещи и… тут моя фантазия сбоила, стопорилась и губы начинали подрагивать, и я титаническим усилием заставлял себя думать о другом.
Все файлы, кроме папки с игрульками и контрактом были мною с ноута удалены. Данные я заранее перенес на свои странички в сети: написанные книги, заметки, телефоны, счета, все, что было нажито непосильным трудом. Я решил оставить все и уйти налегке — деньги я верну с продажи первой книги, а там и вторую напечатают со временем.
Разговор с юристом по скайпу прошел очень тяжело. Свенсон был зол, раздосадован, и с трудом сдерживался, чтобы не наорать на меня за сумасбродство. Я ставил под сомнение своим побегом выход второй и последующих книг, а он уже достаточно вложился в меня, и мог потерять большие суммы денег. И про ребенка спрашивал, и каким местом я думал, когда решил скрываться. Но, главное, мы пришли к консенсусу и расстались на нейтральной ноте.
С Зори я так и не попрощался, но, думаю, он потом меня простит. Лежа на откидном длинном сиденье, заложив руки за голову, я вспоминал праздник города, на который меня привез Тори, и удивлялся большому количеству народа, которое подходило к мужу, хлопало его по плечу, обнимало и трясло руку. Его здесь любили, действительно, любили и были рады его приезду. Шашлык был вкусным, погода — великолепная, раздражало только множество незнакомого народа, которые разглядывали меня по большей части с неприязнью: мой предыдущий «побег» они мне не простили и никогда не простят — в маленьких городках к этому относились всегда предвзято — мне пришлось делать морду кирпичом и всем вежливо улыбаться. Очередное представление «самая влюбленная парочка» должно было пройти, как положено: имидж все, жажда — ничто. Когда я вспоминал, как Тори любил меня ночью в отеле, как не давал ничего делать самому, ласкал, нежил, выцеловывал, шептал разные сопливые нежности, становилось легче играть влюбленного.