— Приятного аппетита, Николя! — принял правила игры заинтересованный альфа и дал команду отступать, развернувшись к своей группе. — Еще увидимся, крошка! — бросил он мне, и неспешно удалился.
— Здесь больше не играем. Песни репетируем в лесу. Сразу после ужина ползем в лесок, и Ник с Дуэ учат нас песне.
Вернулись из леса все уставшими и разбрелись по палаткам, сразу же укладываясь спать. Я думал, что отрублюсь, но волнующийся Жу крутился и бормотал, никак не желая успокоиться — завтра ему предстояла встреча с его альфой, и он нервничал, как девчонка перед первым свиданием.
— Брать мне колготки с собой или нет, Ники? А вдруг и правда он меня не узнает? — в сотый раз третировал он меня. — Или я его не узнаю.
— Бери, зая, бери. Заправь их в верхний карман, чтобы ушки висели, и он сразу поймет, что это ты, — устало пробормотал я, понимая, что сна ни в одном глазу нет.
Ули отбросил свой телефон, с огорчением констатируя, что новых выкладок у Дядюшки Ро нет, и собрался спать.
— А можно я почитаю новую главу? — неуверенно попросил я бету.
— Ну конечно, — зевнул Ули, протягивая мне телефон. — Только в глаза не свети телефоном, — и отвернулся на другой бок.
Главу я даже не смотрел — мне были интересны комментарии читателей. Это было сродни наркомании — я плотно подсел на отзывы, и хотелось еще раз перечитать тот самый отзыв, который был похож на послание Тори.
«Точно он! — воскликнул сусел, когда я нашел несколько комментариев от юзера «Аленький цветочек».
— «Ничего не изменилось, Милый! «М+Т» по прежнему равняется «Л»; «Хочу обнять тебя и малыша. Скучаю. Напиши, что вы живы-здоровы»; «Напиши свои условия. Я согласен на любые. Ну, хочешь, я побреюсь налысо? Хочешь — будешь жить в отдельном доме? Главное, чтобы вы были в безопасности и изредка видеть вас, мои звездные мальчики!»
— Ну, наконец-то и тебя проняло, — пробормотал Жу, отбирая у меня телефон и ставя его на зарядку от протянутого от ближайшего столба шнура, — а то не плакал ни разу, я уж думал, что ты не беременный, а притворяешься.
Проснулся от того, что стало жарко — спать вповалку втроем в двухместной палатке было тесновато. Выполз из палатки, собираясь отлить где-нибудь недалеко, и аккуратно пробираясь в темноте, старался не зацепиться за веревки, растянутые под ногами.
— Пошел ты нахер, — донеслось глухо слева. — Я тебя честно предупреждаю, что условия сделки изменились. Я не могу оставаться в стороне. Раз ты похерил свою возможность, то я не собираюсь упускать такого омегу. Да. Договаривались. И я присмотрю. Но буду ухаживать. Я тебя предупредил. Потому что если ты дурак, то я не обязан быть… И не рычи тут. Все, до связи.
Колтон вышел мне навстречу с телефоном в одной руке.
— Никки? Куда собрался? — Колтон был зол и попытался скрыть это.
— Отлить. А ты чего полуночничаешь? — я никак не мог найти удобное место — палатки были утыканы слишком плотно, чтобы сделать черное дело.
— Пошли со мной, я тебя посторожу. Давай руку.
Я дернулся, зацепившись мыском кроссовка за веревку, и Колтон подхватил меня под руку, удерживая.
Он отвел меня к лесу и отошел на пару метров, чтобы не стеснять. Странный разговор все не шел из головы, но на обратной дороге Колтон молчал и я не стал спрашивать ничего.
За завтраком все говорили только про местную звезду — Годри Кворча, который должен сегодня приехать и открывать завтра концерт. Он был солистом группы «Авитаминоз» и любимцем всей страны — его песни часто звучали по телевидению. В лесу, на очередной репетиции, после проработки двух новых песен я спел группе песню «Мать пишет» Юрия Лозы. Дуэн подбирал музыку на ходу и смотрел на меня влюбленно.
— Пап пишет,
Что цел еще наш домик на опушке,
Но опустел и одинок,
И что хранит мои игрушки.
А я читаю между строк —
Ты береги себя, сынок.
Выводил я тихо и грустно, вспоминая маму и папу незадолго до аварии — веселыми и планирующими мою дальнейшую учебу, свадьбу, семью и совместные шашлыки на даче… и слова ложились на душу.
— Пап пишет,
Что незаметно годы пролетели,
Прибило инеем висок,
Что рано руки огрубели.
А я читаю между строк —
Я очень жду тебя, сынок.
Слёзы горячие и горькие побежали медленно проторивая дорожки к подбородку, и вся группа смущенно отводила от меня глаза.
— Пап пишет,
Что далеко еще седая старость,
Что гонит хвори за порог,
Что не берет его усталость.
А я читаю между строк —
Мне плохо без тебя, сынок.
Мой голос звенел в летнем утреннем лесу, наливаясь горем и сожалением:
— Пап пишет,
Что снова за окном звенят капели,
Опять весна приходит в срок,
Грачи на гнезда прилетели.
А я читаю между строк —
Дождусь ли я тебя сынок…
Дождусь ли я тебя сынок…
Дождусь ли я тебя сынок…
Пап пишет…
Ули и Жу плакали, обнявшись, и даже Дуэн шмыгал носом, оборвав аккорд, и отвернулся, тяжело дыша.
А Колтон, когда я допел и заплакал, подошел и обнял, похлопывая по спине, протянул мне бутылку с водой и вытер платком — беленьким, маленьким и мягким — мои слезы.
— Эту песню должен петь ты, только ты, Никки, — мягко сказал он. — Если сможешь. Ее обязательно нужно показать всем. Ты талант, Никки. И песня очень душевная, она нужна людям, Ник.
«Ага-а-а, тала-а-ант, — всхлипывал Василий, — воровать чужо-о-ое… Еще какой талант!»
Я выпил пару глотков из горла бутылки и скомандовал:
— Отставить разброд и шатание. Я выступать не буду. И петь тоже. Это не обсуждается! Тогда я спою вам другую песню. Она тоже должна найти отклик в народе. Дуэн, импровизируй, а я потом подправлю.
Последний раз шмыгнув носом, я улыбнулся и запел:
— Светит незнакомая звезда.
Снова мы оторваны от дома.
Снова между нами города,
Взлетные огни аэродрома.
Здесь у нас туманы и дожди.
Здесь у нас холодные рассветы.
Здесь на неизведанном пути
Ждут замысловатые сюжеты.
Надежда — мой компас земной,
А удача — награда за смелость,
А песни довольно одной,
Чтоб только о доме в ней пелось.
Сбоку хрустнула ветка, и я замер, оглянувшись, и увидел то, что радужные уже давно видели, но не прерывали меня — вчерашние гости во главе с Альзо стояли невдалеке и старались не шуметь.
Альфа сделал жест кистью руки, приветствуя меня и кланяясь:
— Прошу прощения, что прервал тебя, Николя! Чудесный голос! Чудесные манеры! А тексты… — он покачал головой, не находя слов, — переходи к нам в группу. Хочешь автором, хочешь исполнителем?
— И ты уступишь пальму первенства в группе омеге? Чужому беременному омеге? Извини, Ники, — Колтон заступил вперед, закрывая меня от чужаков.
Ребята из «Радуги» начали подниматься с земли, образуя вокруг меня полукруг.
— И уступлю. Не твой же омега, Колтон, чего ты так вцепился. У нас больше шансов дать ему пробиться в жизни. Или ты, как обычно, не видишь ничего дальше вытянутой руки?
Мне захотелось заорать и отметелить этих нахалов, так нагло влезающих в мою жизнь, опять же с желанием «сделать как лучше», не спросив моего мнения.
Я поднялся с бревна, отряхнул комбинезон от грязи и протиснулся вперед.
— Ненавижу, когда делают мне лучше, не спросясь. Будьте любезны удалиться, господа альфы. Вас сюда не звали, — мой голос наливался ненавистью и звенел, далеко разносясь по лесу.
— А кто это тут обижает омег? — встрял новый голос и длинноволосый русый приземистый альфа показался из-за дерева с небольшой толпой почитателей, шедшей на приличном отдалении.
— Годри! Годри Кворч! — зашептали у меня за спиной и напряжение, так внезапно скрутившее меня до сжатых кулаков, внезапно отпустило — уж при всенародном любимце никто драк затевать не будет.
Сидя за длинным столом со знаменитостью и угощаясь обедом, — полноценным обедом, за которым я успел соскучиться, — мы общались на разные темы. Идолопоклонничества у меня не было по отношению к этому приятному дядьке в возрасте. Я его не знал, просто уважительно относился и с интересом поглядывал, не то, что радужники — те заглядывали звезде в рот и дышали через раз, внимательно прислушиваясь к нашей с ним беседе.