Но вернемся к образу жизни кадетов. Мужчины и женщины служат вместе (с различающимися, конечно, программами физподготовки, но не сильно), в отличие, кстати, от российских школ, где обучение раздельное. Один опричник объяснил мне глубинный смысл этого: для земцев, особенно молодых, существо другого пола — это всегда потенциальный сексуальный, а то и вообще брачный, партнер; а в партнере должна быть какая-то тайна, иначе секс превращается либо в механику, либо, наоборот, исключительно в совместное ведение хозяйства. Действительно, социологические исследования довольно убедительно показывают, что введение в России раздельного обучения в 2013 году дало существенно больший вклад в увеличение рождаемости, чем, например, материальные льготы — вклад, сравнимый по эффекту с мерами по изменению общественного статуса материнства и созданию семьи «нового» типа (см. главу «население и демография»), А для опричников существо другого пола (как, впрочем, и своего) — это боевой товарищ, и ровно по этой причине в нем ни в коем случае не должно быть никакой тайны. Вообще организация сексуальной жизни кадетов немудрена: преимущественно она сводится к тому, что в определенные дни им в лагерь привозятся секс-работники обоих полов, с которыми устраиваются пьяные или наркотические оргии; чаще всего это происходит в конце воскресного ужина. Если же какому-либо кадету этого недостаточно, он говорит куратору, и ему или ей привозят секс-работника персонально, если надо — регулярно; но это не очень распространено, гораздо более характерным и для кадетов, и для опричников является отношение к сексу (и вообще к плотским удовольствиям) как у моряков во времена парусного флота, то есть не как к части повседневной жизни, а как к чему-то, что происходит время от времени, после тяжких трудов и, как правило, в загульном варианте. Связи между разнополыми кадетами никак не регламентируются — ни возбраняются, ни поощряются, — и они не редки, но, как правило, имеют место только при наличии серьезных отношений; при таком отношении к сексу и сексуальным партнерам, как я только что описал — я бы назвал его презрительным, — это и немудрено: ведь кадеты уважают друг друга. Что касается однополых связей, то еще в заявлении будущий кадет-мужчина должен написать, что он не имеет гомосексуальной ориентации (это требование) и несет ответственность за правдивость; женщины ничего не пишут и нередко выбирают секс-работников женского пола. При этом под мужской гомосексуальной ориентацией у опричников, в отличие от духовенства и земцев, понимается только строго пассивная роль, а активная особо не возбраняется (хотя это все нигде не написано). Почему это так и как вообще можно это разделить — ведь все американские мужчины, имеющие гомосексуальный опыт, а их большинство, знают, что обычно имеешь поочередно обе роли, — я так и не понял, так же как и то, почему гомосексуализм не запретен для женщин, хотя и не поощряется в отношениях между кадетами-женщинами. Обычно законы о сексуальных меньшинствах в России (см. главу «конституционные принципы: разноправие») имеют апологию в том, что это противоестественно; при всем моем несогласии с этим я по крайней мере могу понять этот аргумент, но почему пассивный мужской гомосексуализм считается у русских противоестественнее, чем активный или женский, я не понимаю.
Такая служба продолжается пять лет, а затем кадеты выбирают на остающиеся три года специализацию, продолжая службу, т. е. обучение, в одном из трех т. н. «опричных корпусов»: корпусе воинов, корпусе стражей или корпусе правителей. Корпуса скорее являются типом образования и подготовки, нежели частями опричного сословия; по крайней мере, принадлежность опричника к одному из них никак не обозначается, даже на неформальном уровне. Корпус воинов готовит армейцев, корпус стражей — полицейских, а корпус правителей — гражданскую администрацию; впрочем, различие подготовки не носит критического характера, и в последующем опричники, как правило, проходят неоднократную переподготовку, так что, например, 40-летний опричник (если он пришел служить в 15–20 лет) скорее всего имеет полную подготовку во всех трех корпусах. Во время этих трех лет кадеты уже активно участвуют в соответствующей работе и поэтому, хотя в основном продолжают жить в лагере, регулярно надолго переезжают жить в общежития для опричников. Кстати, раньше, с 2013 года, когда была введена опричнина, и до учреждения Третьей Империи в 2020 году, начальная служба была не восьми-, а пятилетней: базовая служба продолжалась три года, а специализированная два. По завершении начальной службы происходит главное событие в жизни опричника — принесение трех обетов, после чего он, собственно, и становится полноценным опричником.
Обеты
Обет первый — обет служения. Принося его, опричник клянется в том, что служение Империи и ее народу (именно в такой последовательности) есть главная и высшая цель в его жизни и смерти; что именно самозабвенное исполнение этой цели и есть его путь к спасению души и обретению жизни вечной. В том, что ни при каких обстоятельствах, ни из жадности, ни из трусости, ни из властолюбия, ни из тщеславия, не отступит он от этой цели. «Как Господь наш Иисус Христос завещал в притче не зарывать в землю талант свой, данный тебе господином, — произносят опричники ритуальный текст, — так и я не зарою в землю ту решимость защищать страну свою и народ свой до конца, что дал Он мне». И далее: «Мы дозор, который бережет эту землю Господню; мы пастухи, которые охраняют на этой земле овец Его. Добрый пастырь жизнь свою кладет за овец своих, учит нас Господь, и мы без сомнений и печали отдадим свою жизнь за страну и народ, потому что поручил их нам Хозяин овец и пастбищ. А иначе не обретем жизнь вечную на небесах, а на земле жизни вечной и так никому не обещано». Кстати, эта метафора — восприятие себя как пастухов — играет, наряду с восприятием себя как дозора, важную роль в мифологии опричников: их сословная эмблема имеет именно такой смысл, хотя на самом деле это смысл превращенный. Дело в том, что само понятие «опричники» возникло в XVI веке, при царе Иване IV Грозном, и оставили они по себе вовсе не добрую память, являясь общероссийским карательным отрядом; их эмблемой была собачья голова и метла, что означало «грызть, как псы, вычищать, как метла» (в смысле врагов царя). У нынешних же опричников (почему они так назвались — см. главу «история») она превратилась в собачью голову и пастуший посох, что означает «пасти и защищать». Поэтому, к слову сказать, собака считается у опричников священным сословным животным; они ввели закон о собаках, установивший для собак в Российской Империи совершенно особый статус, типа статуса коров в Индийской Федерации, а если опричник увидит на улице кого-то мучающего собаку, он его убьет на месте (это часть третьего обета, см. далее). Но вернемся к первому обету. Опричник обещает защищать не только страну и людей, но и веру и Церковь: «Церковь есть тело Христово, я же есть телохранитель. Господь защищает нас, мы же обязаны защищать дело Его на земле». Причем в обете это взаимосвязано: Империя в нем представляется не как место, где живут вверенные опричникам самим Господом люди (вернее, не просто как такое место), а как религиозная ценность, имеющая поистине космическую значимость. «Царство дьявола — анархия и тирания», есть слова в обете, «и только тонкая цепь нашего дозора отделяет закон, порядок и справедливость от этого царства. Не будет нас — не будет угодной Богу Православной Империи». Здесь важно понимать, что каждый опричник (и это находит свое отражение в первом обете) осознает себя как автономную и самодостаточную грозную боевую единицу: дело тут не только в том, что один опричник в полном боевом снаряжении (а оно хранится по месту жительства у любого опричника — я еще буду писать об этом в главе «военная организация») обладает достаточной огневой мощью, чтобы убить тысячи, а в большом городе и десятки тысяч, человек, и уничтожить целые подразделения, а то и части, врага. А в том, что и без оружия и брони он есть почти такая же грозная сила, потому что везде, где есть цивилизация, он завладеет необходимым оружием или изготовит его — а там, где цивилизованность низка, оно ему и не нужно. «Моя сила в моих товарищах, — произносит опричник, — но отсутствие живых товарищей не остановит меня в моем долге. Пока я жив, Империя стоит, даже если я последний живой». В этом ощущении у опричников причудливо сплетаются крайний коллективизм с крайним индивидуализмом, стоицизм и фатализм с космическим самовосприятием; и очевидно, что свой вклад в это вносит не только Православие, но и мироощущение дальних языческих предков русских, варягов, которые верили в то, что в последней битве богов, Рагнарек, боги и люди потерпят поражение и изменить этого нельзя — но все равно надо биться до последнего. «Я служу ради службы, — говорит опричник, — а не ради победы». И, наконец, очень важное место в первом обете занимает тема бескорыстности служения. «Не для кормления приставлен я к стаду, — звучат слова обета, — но для защиты. Не народ создан для моего удобства, но я для того, чтобы служить ему, ибо такова воля Божья».