После игры мы на радостях в усмерть набухались, нашим бабам выписали премиальные, а этим вражинам на жопах выкололи родной пролетарский герб: совок и лопату и дружно отрубились. Наступает утро, вся страна просто счастлива, жить хочется и всех обнимать и целовать как на 9ое мая. В таком экстазе я пробыл три дня. А потом, случилось нечто. Пошел я как-то отлить, обычная процедура, но ощущение было такое, что ссу я кипятком. Боль дикая, глаза на лоб лезут. В этот момент я стал ходить в сортир как в атаку с криком «Ура!», типа Мокросова у белого дзота — стою и ору. От такого прихода я аж вспотел. Беру трубу, звоню братве, а у них та же песня. Решили встретиться в футбольном баре «Конкретные мячи». И чего оказалось? Не я один такой раненый в дюбель боец оказался. Эта участь постигла всех футбольных болельщиков нашего района, кто реально болел за полуфинал вместе с ихними шмарами. Вот тут, как вы понимаете, стал назревать военный конфликт с геноцидом всех жителей этой паскудной страны. Прямо в баре пацаны стали звонить по борделям, да вот только все эти твари уже давно сидели в своих Недергландах и злобно хихикали по такой подлой мести. Пацаны стали горевать, но хозяин клуба решил поднять нам настроение. Он поставил запись победоносной игры. Мы опять ужрались пива и каждый гол отмечали в сортире. С дикой болью и криками мы ссали на флаг наших подлых врагов. Вот так мы поболели за родную команду, а потом всей гурьбой сдались докторам. Доблестные медики прописали нам лечение и сухой закон, так как иначе хер не встанет.
— Да- сказал Кислый наливая доверху два граненных стакана, — давайте братаны выпьем за победу и патриотизм.
Услышав такой тост, все встали и, не закусывая мужики накатили по 250, а я пригубил пивка.
— Василий, ты- герой отечества и тебе полагается выдать орден и пожизненную пенсию как коричненобыльцу.
— Нет, ребята, мне за наших жизни собственной не жаль. Я скажу — не нужен орден, а согласен на медаль.
— Ну ты завернул, хотя мне кажется медаль, это как минимум. И до бати нужно информацию о международном конфликте донести, что на нас напали с биологическим оружием.
— Ага, — сказал Кислому Симон — так вот ты ему в Харкале и скажешь, когда он с Плющенко рамсить будет по другому международному конфликту. Может быть разозлится? И вообще, пора всех уродов с говном смешать и растереть, чтоб знали на кого хвост подняли.
— Пацаны, а вы че, на президентский сходняк что-ли едете?
— Конечно, а ты как будто не туда же? Там сейчас такой кусок делить будут, что на пол союза вонь поднимется. Вот и слетаются, все кому не лень. Поэтому рамсить придется конкретно. Своё родное никому не дадим, тем более натур продуктом.
— Эти жопорожцы всегда на халяву всех разводили- продолжал Симон, — такой уж народ. По этому поводу я мудрость древнюю слышал: когда лактобациллы родились, стафилококки прослезились.
— Ну я, допустим, не антисемит. Но все стафилококки, хитро выграбленные, поэтому и нарываются. — зафилосовствовал Кислый.
— Да ты посмотри какие они все дрыщи- не унимался Симон. — Их натягивали везде и всегда. Вот только, жить захочешь- всех разрулишь, если боец некудышний. Это мы с тобой, Кислый, мастера по физической культуре. А им очком все косяки прочухивать нужно, поэтому предлагаю выпить за ученого Дарлина.
— Допились! Ты это любезный намекаешь, что все произошли от амебы и, типа, все родственники?
— Нет, — это все херня, — стал объяснять Кислый, — главное что в эволюции есть естественный отбор. Кто сумел выжить — тот и красавчик, а все остальные лохи фаршмачные.
— Эк тебя понесло. Ну, давай, наливай.
Поезд монотонно наяривал по одинаковому ландшафту. Что происходило внутри или снаружи, не имело никакого значения. Своих попутчиков я оповестил, что меня рубят колеса, которые прописал доктор, в связи с чем благополучно отлетел в мир иной на своей второй полке.