Не сегодня, так завтра товарищ Троцкий через верное ему офицерство будет искать связи с белой эмиграцией. Ему жизненно необходимо либо заручиться ее поддержкой, либо достичь нейтралитета, чтобы в решающий момент не ждать от закордонных центров удара в спину. — Сталин достал трубку, набил табаком и не спеша закурил. — У вас, товарищ Дзержинский, имеется опыт удачной борьбы против опаснейшей террористической организации такого сильного конспиратора, как Борис Викторович Савинков.
— Вы говорите об операции «Трест»?
— Именно так. Я думаю, вам следует хорошенько подумать о новой операции. Ну, скажем, «Картель».
Сталин замолчал и выдохнул дым, испытующе глядя на «железного» Феликса, а в комнату влетело залихватское:
— Клопы подыхают, блохи умирают, моль летает, тараканы опасаются, мухи промеж себя кусаются. Единственная натуральная жидкость! Верное средство! Купите больше — семейству еще откажете в наследство!
— Я полностью с вами согласен, Иосиф Виссарионович, — после затянувшейся паузы медленно произнес Дзержинский.
— Это хорошо. Хорошо, что мы поняли друг друга.
— Думаю, в этом деле можно использовать подполковника Шведова, проходящего у нас по делу о покушении на товарища Троцкого.
Князь Пожарский медленно проехал меж понурых бородачей со связанными за спиной руками. Чуть поодаль, у самого входа в ямской двор, громоздилась куча брошенного оружия — не абы какого, но все же.
— Да-а, братец… — князь Дмитрий погладил седеющие усы, — лихо ты их. На такую-то ораву — и в одиночку!
— Отчего же в одиночку? Казаки Варравы в самый раз подоспели. Как и говорено было, — ответил Францишек, в православном крещении — Федор Згурский.
— Оно, конечно, верно. Да только в самую пасть ты голову сунул.
— Мне место то давно уж подозрительным казалось. В Москву ли, от Москвы ехать по этому тракту, а повелось так — с постоялого двора люди уезжают чуть свет, далее их никто не видит. И по дороге — ни крика, ни шума, ни следов каких. Вот я и сообразил, что отсель из тех, кто пропал, никто, поди, и не выезжал. А что люди сани да кибитки видели — то лишь игра, морок. Сами разбойнички, переодевшись, и ехали. Следы путали.
— Молодец, удумал.
— Что удумалось, что Варрава надоумил. Он же сам в младые годы разбойничал. Как-то на монастырский обоз напал, а там охрана знатная. Изловили его, да и положили на суку вздернуть, но тут ему свезло — аккурат канун Христовой Пасхи был. Вот в память о разбойнике, которого в тот день помиловали, и Егория жизни не лишили. С тех пор к нему прозвание «Варрава» и пристало.
— Вот, значит, отчего он за тебя тогда за саблю схватился. Неспроста в молнии божий знак увидал.
Згурский чуть заметно улыбнулся.
— Расскажи, как дело было, — продолжил князь.
— Под вечер прискакал я сюда, спросил себе горницу отдельную, коней накормить да почистить, обед самый наилучший… Когда до монет дошло — открыл ларец, а там поверху серебряные рубли да талеры. Трактирщик как глянул, так сразу добрым стал. Как Варрава говорит, «хошь до болячки прикладай». Правда, горницы свободной у него не сыскалось, так предложил мне в бане заночевать — там, мол, к предбаннику настоящие хоромы пристроены.
— Ну ты, ясно дело, согласился…
— Как не согласиться? Я еще до того, как в трактир заехал, место это кругом обошел. К заднему двору от леса тропка ведет — к баньке можно незамеченным добраться и уйти тихо… Трапезу мне хозяин щедрую выставил, тут жаловаться грех. Правда, в вино зелья сонного подмешал, ну так я ж его не упредил, что вина не пью… А как я вроде бы захмелел, чуть за полночь слышу — шорох. Глянь — лучик света пробивается, да щеколда тихо-тихо так ножом подымается. Я на лавке сел, ларец открыл, а там под монетами — восемь пистолей заряженных. Дальше что рассказывать? Как дверь открылась, монеты на пол сыпанул. Разбойнички — кто стоять остался, кто за деньгами кинулся. Я пальнул, потом за саблю схватился, а там и Варрава подоспел.
— Экий хват! — довольно заметил Пожарский. — Немалую шайку взяли! Проси себе награды.
Взгляд Францишека Згурского стал пристально испытывающим.
— И что спрошу — исполнишь?
— Мономашьего венца не обещаю, однако ж…
— Венец мне без надобности. Отпусти, князь, домой на три месяца.
— А на что тебе домой? Или тебе здесь плохо?
— Меня король Владислав не просто так в Московию с посланием к царю Михаилу направил. Он меня на верную смерть отослал.
— Вот те на! Или ему этакие молодцы не нужны?
— Пожелал зазнобу мою, невесту, замуж выдать. За тем и спровадил меня на гибель неминучую. Невеста поклялась год с половиной ждать, замуж не идти — время скоро истекает, медлить нельзя.