Он цеплялся за перспективу съемок, как моряк с затонувшего корабля высматривает далекий берег. Мрачный и трезвый герой, которого ему выпало изображать, стал относительным утешением. В этой роли он нашел альтер эго, хотя она считалась настолько незначительной, что сценаристы даже не дали персонажу имя: в тексте он обозначался только как «бармен». Пакс так часто репетировал свои пять реплик, что иногда они срывались у него с языка во время работы с Элизабет или за ужином с дочерью.
— Предают только свои…
— Папа, у тебя проблема?
— Никаких проблем! Извини, милая, я машинально.
— Вот это меня и беспокоит.
Кассандра была очень привязана к отцу, несмотря на его регулярные проповеди на морально-этические темы, а также попытки склонить к другим планам на будущее (он все не мог смириться с тем, что девочка из артистической среды, его дочь — и выбрала коммерческую школу). Эта неразрывная связь сформировалась еще в раннем детстве, когда она каждое утро, сидя у него на шее, прибывала в садик. Он поправлял на ней шапочку и завязывал шарф, заботился, чтобы не простудилась, проверял, взяла ли она тетрадки и пенал, приглаживал волосы перед входом в школу и стоял, пока учительница или директриса не отошлет домой. Если не было съемок или репетиций, то он же и встречал ее у решетки школы около четырех часов дня и протягивал ей полдник. Часто он был единственным мужчиной в толпе мамаш и нянь. Кто-то из них — поклонницы сериала, в котором он играл заглавную роль, — периодически просили сфотографироваться с ним, остальные смотрели равнодушно и чуть презрительно, не желая иметь дело с тем, чье лицо мелькало на обложках журналов про звезд. Когда девочка улавливала такие взгляды, она начинала прыгать и дурачиться, переключая его внимание на себя. Она интуитивно чувствовала возможную обиду и вставала на ее пути мягким щитом, точно как во время супружеских ссор.
Повзрослев, она стала жить отдельно, но на любовь к отцу это не повлияло. Они с Паксом условились видеться пару раз в месяц где-нибудь в кафе (он не хотел принимать ее дома, в тесной квартире, сразу напоминавшей о посредственных жизненных успехах), они рассказывали, что у кого происходит, и не изменяли этому правилу даже в последнее время, когда он так отдалился от всех. Кассандра была очень наблюдательна. Она заметила, как изменился отец. Однажды за ужином ее поразила его нервная реакция на какую-то дежурную шутку про дело Вайнштейна и каскад откровений, взбудораживший кинематографический мир.
— Ну, тебе ведь не в чем себя упрекнуть? Я же могу гордиться своим отцом?
Пакс побелел.
— Ты что, подозреваешь меня в чем-то? И в чем же, если не секрет?
— Я шучу, папа, я прекрасно знаю, что ты совсем не такой, как эта свинья. Да ну, расслабься: можно подумать, тебе есть что скрывать.
— Расслабься? Ты правда думаешь, что я могу расслабиться?
— Так. Папа, что происходит?
Тогда Пакс понял, что надо как-то объяснить ситуацию, иначе расспросам не будет конца. Он свалил все на фильм, на Свеберга с его капризами, на те большие надежды, которые связывает с этим эпизодом. Возможно, он станет переломным моментом в его карьере. Но съемки в Париже по техническим причинам назначены на июнь следующего года.
— Что ж, бедный мой папочка, придется запастись терпением.