Он вспоминает это прошлое, как вспоминают спектакль или балет, он помнит сцены с участием себя и других и чувствует себя зрителем на откидном кресле в театре, где вот-вот рухнет крыша — 23 сентября 2017 года, между 16.00 и 17.00.
Когда он приходит в себя, родители, врачи, посетители смущенно и неловко сообщают ему факты: невероятно жестокое избиение, — судя по количеству травм, он останется инвалидом. Правый глаз утратил зрение на 90 процентов. Их слова погружают его в ледяной, мрачный, бездонный океан. Его радужка потемнела, теперь у него разные глаза, и в кошмарных снах ему видится, что он их выкалывает. Он понимает, что теперь будет жить на другом краю разлома, на выжженной земле с зыбкой линией горизонта, с каждым днем уходящей все дальше. Если честно, он умер, только окружающие этого как будто не понимают: вокруг него, сплотившись во лжи и подыгрывая друг другу, они твердят ему, что «все наладится», что «выздоровление — вопрос времени». А как шагнула вперед технология! На помощь утраченному глазу придет искусственный интеллект, Алексис конечно же «вернется к нормальной жизни»!
Облик счастливого, благополучного мальчика, как сброшенная кожа, остался в прошлом, и на свет выползает новый Алексис, ежась от страха и потерянности, ярости и горя. Он беспрестанно ищет хоть какую-то зацепку, какой-то намек на объяснение. Один вопрос преследует его как наваждение, возвращается невыносимым рефреном: почему я, почему я, почему я? Чем именно запустил он эту адскую машину — взглядом, поступком, словом? Он вспоминает, в каком-то озарении, что выходил, чтобы что-то купить. Но что? В котором часу? Все остальное — черный провал, бездна. Ни образа. Ни звука. Ни ощущения. Ни свидетеля. Единственное, что сумели определить дознаватели, — что, видимо, использовался кастет. Преступник не оставил ни следов своей крови, ни волос под ногтями, ни убедительных следов ДНК в квартире. Возможно, при более тщательном осмотре что-то нашлось бы, но Алексис жив, и лучшие кадры полиции переброшены на арены более драматических преступлений.
Мальчику кажется, что он сходит с ума. Едва он остается один в комнате, как начинает биться головой об стены, чтобы уверить себя, что точно не спит, и добавляет синяков телу, и так фиолетовому от полученных ударов. Случившееся не укладывается в уме. Он ищет самые крайние варианты (его накачали наркотиками, это тайный эксперимент, он попал в иную реальность), но поневоле сдается: скорее всего, он просто случайная жертва бессмысленной жестокости. Он с изумлением обнаруживает, что ошибался во всем. Мир — дик, а не цивилизован, он враждебен, несправедлив, непредсказуем. Достоинство человека и личные усилия никак его не оберегают — или он заблуждался, ничего собой не представляет и нечего его беречь. Мир трещит по швам, потом рушится окончательно. Им овладевает неслыханная ярость, она как поток лавы уносит мечты и убеждения, вместе с ними — оптимизм и открытость, свойственные его натуре, оставляя лишь угрюмое сердце маленького старичка. Он отвергает подарки, призванные смягчить его страдания, — конфеты, книги, диски — и передаривает их дежурным сестрам. Он выбрасывает бразильский амулет, тихонько подложенный отцом. Перестает открывать письма и мейлы, которые приходят ежедневно (ему читала их мать, но те же бессмысленные фразы только резали и коробили: «как подумаю, что ты пережил», «мысленно мы всегда с тобой», «какое чудовищное преступление» и т. д.). Он сомневается, что друзья искренне ему сочувствуют, подозревает, что к нему ходят из нездорового любопытства или какого-то суеверия, словно, сидя у его кровати, можно отвести судьбу от себя. И он не совсем неправ: при известии о том, что напали на Алексиса, мальчика без проблем, доброго товарища, идеального сына, все они почувствовали себя незащищенными. Они смотрят, как он лежит в кровати, под капельницами — и им становится спокойней: молния не бьет дважды в одно место, несчастье одного — гарантия спасения других. Они склоняются над его кроватью, смотрят в лицо друга, их смущает его чужое выражение, всклокоченные волосы, бледная, как мел, кожа, странно непарный взгляд. Они ощущают его отсутствие, но не могут подобрать слов или определений. Алексис где-то на орбите, он вращается вокруг планеты, которую не узнает и не воспринимает как свою.