Вообще-то, он не впервые видит мать в таком состоянии. Они не обсуждают его и не упоминают даже намеком. Эта тайна возникла недавно. В чем причина — болезнь? Крайняя усталость? Лунатизм? После каждого такого кризиса Эми выходит утром как ни в чем не бывало, розовая и свежая, идеально одетая и причесанная, безупречная. Она целует сына в лоб и улыбается: до вечера! Он провожает ее взглядом. Тонкая грациозная женщина чуть замедляет шаг возле изгороди из лавра, осторожно срывает один лист и кладет в карман. Кто бы мог заподозрить, что тень над ней становится все шире?
Пронзительное чувство любви охватывает его, и он дает себе слово вылечить мать во что бы то ни стало. И когда в конце ноября она говорит про того мужчину и предлагает принять его здесь — в доме, в квартире, где четырнадцать месяцев не было никого, кроме дедушки с бабушкой, отца и двух-трех врачей, — мальчик соглашается, надеясь, что Пакс поможет ему в этом деле.
В чьих руках револьвер?
«Я попался, — думает Пакс, — я сам загнал себя в капкан и не оставил малейшей лазейки».
Эми предложила ему как-нибудь в воскресенье прийти в гости. Он сказал, что пока не может: занят в ближайшие пару уик-эндов. Отсрочка даст ему время решить задачу, подобрать возможные варианты. Самый прямой — прекратить отношения. Он умеет расставаться красиво, льстя женщине и даже не вполне лукавя при этом: он-де влюбчив, не готов к серьезным отношениям и считает, что лучше расстаться сейчас, потом будет больнее, она этого не заслужила. Но на этот раз все не так просто. Он по-настоящему влюблен. Три недели бурных свиданий упрочили его чувства. Если бы он знал, кто она, то, конечно, пробовал бы сдерживать себя, ставить какие-то заслоны, но разве они устоят? Едва он видит Эми, как пульс замирает или начинает бешено частить, — он теряет логику и какую-либо решимость. Господи, но почему? Зачем пересеклись дороги его и этой женщины, вернее, ее сына? Неужели чистая случайность? Или Божие наказание, или неотвратимость кармы? Он помнит, как год назад, когда его пригласили на встречу со Свебергом, он вдруг испытал какое-то мистическое видение: он был как будто пулей в барабане, готовой вылететь и рикошетом убить одного, потом другого. И вот выстрел. Но в чьих руках револьвер?
Сейчас раннее утро. Прежде чем отправиться вместе в учебный центр, они встретились в компании Demeson. Он в испарине, прерывисто дышит, она обеспокоена, ей кажется, что ему нехорошо (в сущности, так и есть), предлагает вызвать врача — надо показаться специалисту, а вдруг это инфаркт, — но он отказывается и вопреки очевидному уверяет, что все в порядке. Она уговаривает. Он отвечает, что она ошибается. Ей кажется, что она отчасти понимает, в чем дело: его смущает перспектива визита. Встретиться с юным инвалидом, замкнувшимся в гневе и горе, вряд ли будет приятно. Она кладет ладонь на руку Пакса, она просит прощения за то, что так настаивала. Он сражен. Теперь невозможно хитрить, изворачиваться, прятаться за интерпретации: вмешайся он тогда, и глаз Алексиса был бы спасен, точка. Он ненавидит себя, презирает, он готов покаяться и все признать. И тут же осекается. Нельзя забывать о последствиях его поступков. Признания, конечно, способны облегчить его душу, но вряд ли исцелят Алексиса, а Эми — точно подкосят. От их внезапного романа у нее словно выросли крылья, он же видит. Ее лицо теплеет, смягчается, когда она лежит в его объятиях. Он придает ей силы, как она — ему. Но сейчас — голова идет кругом. Пакс даже не представляет, что она почувствует, узнав правду. Наверняка ужаснется, отшатнется, возненавидит его — но, скорее, еще больше возненавидит себя. Он не может с ней так поступить: у Эми и так есть кого ненавидеть, хватит с нее и одного изверга. И он решает молчать до конца. Но как заткнуть себе рот? Сможет ли он жить с такой тайной, спрятать ее в уголке души, закрыть доступ, не вспоминать, не возвращаться к ней? Сможет ли он смотреть в глаза этой женщине, которую так любит, и ее сыну? Сможет ли лгать ей день за днем и ничем себя не выдать? Да, есть от чего потерять голову: сберечь Эми можно только ценой предательства.