– Я знаком с твоей стряпнёй, Матта. Сегодня я поем на славу!
Затем он развернулся и повёл коня и следующих за ним по пятам мулов в сарай.
Вспоминая о короле Бифальте, он обычно начинал тревожиться. Вернувшись из великой библиотеки, тот сильно изменился, что-то глубинное сломалось в нём. Кламат слышал об этом, но не понимал. Принц Бифальт, не колеблясь, повёл бы в бой любую армию.
Кламат немного поболтал с Маттсоном, третьим ребёнком Матта и Матты. Тому исполнилось двенадцать лет. Традиция этой семьи давать детям сходные имена была понятна Кламату. После всех ужасов долгой войны Матт со своей женой хотели укрепить семейные связи, соединив детей и самих себя не только родством крови, но и родственными именами. Для мальчика своих лет Маттсон задавал толковые вопросы, но Кламат не отвечал на них напрямую, отделываясь отговорками. Матт и Матта, вероятно, уже поняли причину его появления, но время раскрыть правду ещё не пришло. И Кламат не спешил его приближать. Задержавшись ровно настолько, чтобы не показаться грубым, он оставил мулов и коня на попечение Маттсона и вошёл в дом.
Открыв дверь и переступив порог, Кламат очутился в передней комнате и – в который уже раз – отметил, что она более просторная, чем это кажется снаружи. Слева от входа располагалась кухня, справа – камин с несколькими стульями и табуретами, а в середине стоял большой обеденный стол. Проход в задней стене вёл в спальни.
Матта работала на кухне. Матт, обычно устраивавшийся рядом со слабым, колеблющимся в очаге пламенем, на этот раз сел у обеденного стола, рядом с Маттильдой. Долгим летом тепло очага становится никому не нужным. Но Кламат не стал сразу проходить в комнату. Он знал, что следует делать.
За дверьми находились умывальник, мыло, несколько маленьких полотенец и кувшин с водой. Матта была принципиальна, когда дело касалось чистоты. Улыбаясь как ей, так и просто в своё удовольствие, Кламат прислонил ружьё и сумку с боеприпасами к стене, стянул рубашку и начал умываться, обильно поливая себя водой и от души намыливаясь.
Матта, не отходя от очага, бросила хмурый взгляд на ружьё и патроны. Впрочем, когда она увидела, как тщательно Кламат умывается, взгляд её смягчился, разве что только брови остались сдвинутыми. Кламат лелеял надежду на то, что она почувствует жалость к нему, увидев многочисленные шрамы. Но они, старые и поблёкшие, были уже почти незаметны. Без сомнения, Матта просто одобрила то, что он уважительно отнёсся к заведённому ею порядку.
Кламату можно было не напоминать, что она никогда не простит его за уход своего старшего сына. Он и так знал это.
Когда Кламат закончил умываться и уже застёгивал пуговицы рубахи, Матт приглашающе махнул ему рукой:
– Садись, старина Ты провёл долгий день в седле. Устраивайся поудобнее.
Кламат что-то пробормотал в знак благодарности и опустился на стул напротив, так чтобы Матте было видно его лицо, когда он будет говорить с её мужем.
Взглянув на жену, пастух как бы случайно заметил:
– Матта ждёт солдатских баек. Но по правде говоря, старина, я сейчас совсем не в настроении их травить. Думаю, ты тоже. О чём же мы поговорим? Рассказать тебе, что ли, как там пасутся наши овцы? Или, может, тебя интересует наша погода?
Кламат был готов сидеть и слушать такие речи хоть целый час. Но Маттильда воскликнула:
– А я хочу узнать про Маттуила. – Похоже, в присутствии Кламата она не чувствовала робости. – Я скучаю по нему. Ещё с тех самых пор, как он ушёл. Маттин и Маттсон слишком заняты, чтобы играть со мной.
Матт потрепал девочку по плечу:
– Тсс, малышка, – тихо сказал он. – Наш гость устал. Он расскажет, когда будет готов.
– Я и в самом деле устал, – признался Кламат. Он изобразил стон, но тут же подмигнул девочке:
– Но не настолько, чтобы отказать тебе в просьбе.
Блеск в глазах Маттильды и румянец на её щеках вознаградили Кламата больше, чем он того заслуживал.
На какое-то мгновение лицо хозяина напряжённо застыло, но вскоре вновь приняло спокойное и серьёзное выражение. Матта сразу же развернулась спиной к столу и занялась одним из горшков, стоявших на очаге. Но Кламата нельзя было обмануть. Он знал, что она слышала каждое слово, и каждое слово пугало её. Женщина отвернулась, чтобы выражением лица ненароком не выдать своих чувств.
– У него всё хорошо, – начал Кламат, чтобы успокоить её. – Я разговаривал с ним, когда он в последний раз получил увольнение и смог посетить Отверстую Длань.
Это было уже год тому назад, но Кламат не стал упоминать об этом.