В моей жизни начался новый период, я почувствовал, что вступил в фазу, когда осознал разрыв между тем «я», которое я представлял во внешнем мире, и тем «я», которое было в моем внутреннем мире, и мои физические боли усилились. Разница между нашим внутренним и внешним миром может дать важные данные о степени отчуждения от самого себя. Если ваш внутренний мир штормит, и вы вот-вот утонете в море тревоги, а внешне вы веселы, спокойны и способны в одиночку справиться с любыми невзгодами, здесь кроется большая проблема. Для того чтобы устранить этот разрыв, необходимо осознать свои эмоциональные потребности. Ведь каждая эмоциональная потребность, которую мы не признаем, скорее всего, будет бессознательно удовлетворяться людьми с аналогичными потребностями, что увеличит нашу склонность к зависимым отношениям.
Этот механизм лежит в основе хронических проблем в отношениях и общении. Когда вы не распознаете в себе части, нуждающиеся в любви, внимании и близости, вы, как радар, обнаруживаете подобные неудовлетворенные эмоциональные потребности из детства в других людях и тянетесь к ним, независимо от возраста. Это как чудесный сенсорный механизм, при совпадении частей которого образуется прочная связь и реализуется эффект неодолимого притяжения с возбуждающим чувством близости с самим собой. Люди с похожими эмоциональными потребностями, скорее всего, будут соответствовать друг другу, сами того не осознавая. Настоящие коды здесь скрыты в эмоциональных выражениях, передаваемых лицом, взглядом, наклоном головы при разговоре, в эмоциональных реакциях и в поведении. Поэтому не то, о чем вы говорите, а те моменты, когда вы чувствуете грусть, обиду, злость, кусаете губу, грызете ногти или испытываете энтузиазм, могут дать гораздо больше информации о вас. Лучший способ узнать человека – наблюдать за ним, а не слушать.
Один мой друг, рассказывая о девушке, в которую влюбился за очень короткий промежуток времени, не смог назвать ни одной логической причины этого чувства, а потом, когда наш разговор углубился, он понял, что, возможно, испытывал эмоциональную привязанность к ней, потому что она напоминала ему мать, которая всю жизнь вела себя, как жертва. Такое осознание имеет огромное значение, наша способность быть наблюдателями событий, которые мы время от времени переживаем, позволяет нам распознать свои эмоциональные потребности, стоящие за обидными, болезненными порочными циклами, и самостоятельно удовлетворить их, а это единственное лекарство от порочных циклов.
Мои дни в Ване снова начали входить в привычное русло. Я работал с девяти утра до пяти вечера и, возможно, спал крепче всего за всю свою жизнь в небольшом вагончике, предоставленном Турецкой психиатрической ассоциацией после землетрясения. Город потихоньку приходил в движение, я начал смотреть на больницу, на своих друзей-врачей, на поступающих пациентов и, главное, на себя с другой стороны. Прожив несколько месяцев в вагончике, мы с тремя друзьями-врачами стали жить вместе в большом доме, который показался нам прочным. Нам не составило труда создать дружескую обстановку, как чужим людям в потрясенном и разбитом городе.
В день, когда мы собирались переезжать, меня посетила боль в животе, не похожая на те, которые я испытывал раньше. Я ждал и терпел во время переезда, и даже много работал днем. Но боль не проходила. Один из моих соседей по квартире работал врачом-терапевтом, и я попросил его осмотреть меня. Учитывая болезненность в животе, он сказал, что, возможно, у меня аппендицит и надо ехать в больницу. Я подумал, что боль вполне терпимая, а своя клиника лучше, и стал ждать утра. Когда я обратился в больницу, то сразу после УЗИ меня отвезли в операционную. Аппендикс был перфорирован[9], т. е. ткани были повреждены и перфорированы, а инфекция внутри была ограничена окружающими тканями. Операция прошла хорошо, я пережил эту ситуацию без серьезной опасности. Когда я сейчас вспоминаю об этом, мне кажется интересным то, что никто из моих родственников, близких не знал об этой операции. Опять же, я подавлял переживания и давал понять внешнему миру, что все в порядке. Шутки, которые я отпускал, входя в операционную, вызывали всеобщий смех, многие были со мной, рядом, но я был один. Что представлял собой тот я, который вел себя так, как будто ничего не произошло, которому было комфортно, как будто кто-то другой пережил все те травмы, которые пережил он? Где я научился так себя вести? Зачем скрывать свою боль, показывать, что я ни в ком не нуждаюсь? Почему я, побуждаемый к пониманию чужой боли и страданий, был так невнимателен к себе?