На самом деле, она и не хотела иметь имени. Единственное обращение, которое она хотела слышать: «Мама». Но не в этой жизни, в этой уже никак. Поэтому пьяные слёзы опять заволакивали её бутылочно-зелёные глаза.
Маша 0
Светло-русую девушку в голубом ситцевом платьице трудно было отличить в толпе сверстников: средний рост, нормальное телосложение, умеренно накрашена.
И только когда она смотрела в неизвестную даль, задумываясь сама не зная о чём, её глаза сияли такой яркой голубизной, что, казалось, могли осветить тёмную комнату.
- Иванова Мария, к доске!
Она ответит на «4». Впрочем, как и всегда. Маша была стабильной хорошисткой и никогда не удивляла учителей ни взлётами, ни падениями.
Она общалась со всем классом и нравилась всем одноклассникам. Нравилась тем, что всегда встречала улыбкой, была каждый день в отличном настроении, готова выслушать любого. После окончания школы её вспоминали раз в 10 лет: на юбилеях выпуска. Помнили лишь то, что она всегда улыбалась, но не помнили ни самой улыбки, ни выражения лица. И говорили о ней всегда одни и те же слова: «нормальная девчонка была».
Но это потом, а сейчас вечнорадостная Маша приходила домой и плакала. Тихо и долго. Иногда о том, что у неё нет настоящих друзей и что никто её не понимает. Но чаще после просмотра новостей о жестокости этого мира...
Наследник 0
... Волосинка к волосинке, по-голливудски белая, идеально выбритое. Галстук, рубашка, часы. Костюм и вычищенные до блеска. Имидж - всё. Александр Владимирович пожимал руку ровно 3 секунды. Смотрел на собеседника, следуя «деловому треугольнику»: глаза - переносица - рот. Тон размеренный, дикция чёткая, голос уверенный. Он полностью соответствовал общественному представлению хозяина жизни: богат, престижная работа, красив и свободен, психически стабилен. Последнее не могли простить подчинённые и не могли понять партнёры. Все они не выдерживали бешеной гонки корпораций в мире большого бизнеса и либо слишком много пили, либо слишком весело курили, либо наедали живот. Его же здоровье говорило об отсутствии злоупотреблений. На званых ужинах весь вечер - один бокал. А те, кто бывал у него дома, говорили, что жилище даже идеальнее самого Александра Владимировича. Одну субботу в месяц он выключал телефон. Надевал треники и майку, ехал на общественном транспорте в самый дальний район города. Иногда в пригород. Иногда в село области. Он искал там самую обедневшую и опустившуюся. Ту, что соглашалась общаться с ничтожеством, которое он из себя сейчас представлял, пусть и смотрела на Санька сверху вниз. Находил, напаивал, имел, убивал. Больше всего ему нравилось, как выражение жалости на их лицах сменялось страхом. Глядя в его синие, как вечернее летнее морское небо, глаза, они даже не кричали. В миг перед смертью, не смотря на всю гамму переполнявших их эмоций, девки были словно в трансе, в любовной горячке, замирали будто перед оргазмом. Ну или ему хотелось так думать. В уничтожении улик он был также скрупулёзен, как в поддержании своего идеального внешнего вида. Так что за 7 лет его никто не поймал. Утром воскресенья Александр Владимирович возвращался домой и укладывал волосинку к волосинке, чистил по-голливудски белую и идеально выбривал лицо.