Выбрать главу

Фридрих мужественно и зачастую не без успеха сопротивлялся этому принудительному круговороту своих мыслей. Он отчетливо чувствовал опасность – он не хотел сойти с ума! Нет, лучше умереть! Разум был в нужде. Жизнь в нужде не была. И ему подумалось, что, может, это и есть магия: то, что Эрвин с помощью своей фигурки как-то околдовал его и что теперь он должен погибнуть, пасть жертвой, борцом, защищающим разум и науку от всех этих темных сил! Но – если это было так, если он только мог допустить в своем уме такую возможность, – тогда, значит, магия существовала, тогда существовало колдовство! Нет уж, лучше умереть!

Доктор рекомендовал ему прогулки и обмывания, порой вечерами он также пытался отвлечься в пивной. Однако это помогало мало. Он проклинал Эрвина, он проклинал самого себя.

Однажды ночью он, как это нередко случалось с ним в то время, преждевременно и с боязливым чувством проснувшись, лежал в своей постели и не мог больше обрести сна. Он чувствовал себя прескверно и был весь напуган. Ему хотелось думать, ему хотелось найти какое-нибудь утешение, хотелось говорить самому себе какие-нибудь слова, хорошие слова, успокаивающие, утешительные, какие-нибудь фразы, содержащие в себе бодрящую безмятежность и ясность, как, например, фраза «дважды два – четыре». Ему ничего не шло на ум, однако он, наполовину обезумевший в своем состоянии, едва слышно выговаривал какие-то звуки и слоги, постепенно на его губах образовывались слова и несколько раз он произнес, не замечая в этом никакого смысла, ту маленькую фразу, которая каким-то образом родилась в нем. Он наговаривал ее, бормоча себе под нос, словно для того, чтобы благодаря ей забыться, чтобы снова пробраться, держась за нее, как за поручень, к потерянному сну, по узенькой, узенькой дорожке, рядом с которой лежала пропасть.

Но вдруг, когда он заговорил чуть громче, неразборчивые слова проникли в его сознание. Они были знакомы ему. Это были слова: «Да, теперь ты у меня внутри!» И он мигом все понял. Он понял, что они значили, что они относились к глиняному божку, и что он сейчас, в эту серую ночную пору, точно и в срок выполнил то, что в тот зловещий день предсказал ему Эрвин: что сейчас эта фигурка, которую он тогда с презрением держал в своих пальцах, не была больше вне него, а была в нем, внутри его! «Ибо то, что находится снаружи, находится и внутри!»

Вскочив одним рывком, он почувствовал, как по всем его жилам разлились огонь с холодом. Мир вертелся перед ним кругом, планеты устремили на него пристально-безумный взгляд. Он схватил одежду, зажег свет, ринулся вон из спальни и из дома и посреди глубокой ночи побежал к дому Эрвина. Он увидел, что за хорошо знакомым ему окном кабинета горел свет, дверь была незаперта, все, казалось, поджидало его. Он устремился вверх по лестнице. Запыхавшись, он вбежал в кабинет Эрвина, оперся дрожащими руками о его стол. Эрвин сидел у лампы в мягком свете, задумчивый, улыбающийся.

Приветливо поднялся он навстречу Фридриху.

– Ты пришел. Это хорошо.

– Ты ждал меня? – прошептал Фридрих.

– Я ждал тебя, как ты знаешь, с того самого часа, как ты вышел из моего дома и взял с собой мой маленький дар. Скажи, случилось то, о чем я тогда говорил тебе?

Фридрих сказал тихим голосом:

– Да, случилось. Образ божка находится сейчас внутри меня. Мне больше не вынести этого.

– Могу ли я помочь тебе? – спросил Эрвин.

– Не знаю. Делай, что хочешь. Поведай мне больше о твоей магии! Скажи мне, как божку снова выйти из меня.

Эрвин положил руку на плечо своего друга. Он подвел его к креслу, в которое усадил его.

Потом он искренним, почти материнским голосом заговорил, с улыбкой глядя на Фридриха:

– Божок снова выйдет из тебя. Верь мне. Верь самому себе. Ты научился верить в него. Научись теперь любить его! Он в тебе, но он пока мертв, он пока остается для тебя призраком. Разбуди его, заговори с ним, спроси его! Ведь он – это ты сам! Не испытывай больше к нему ненависти, не страшись его, не мучай его – а как ты мучал этого бедного божка, который был ничем иным, как твоим отражением! Как мучал ты сам себя!

– Это и есть путь к магии? – спросил Фридрих. Он сидел глубоко погруженный в кресло и словно постаревший, его голос звучал кротко.

Эрвин молвил:

– Да, это и есть путь к магии, и самый трудный шаг ты, пожалуй, уже сделал. Ты увидел: внешнее может стать внутренним. Ты был по ту сторону пар-противоположностей. Это показалось тебе адом: научись видеть, друг мой, что это – рай! Ибо это рай, что ждет тебя впереди. В чем состоит магия? В перестановке местами внешнего и внутреннего, не по принуждению, не страдальчески, как это делал ты, а свободно, с охотой. Вызови прошлое, вызови будущее: и то и другое находится в тебе! До сегодняшнего дня ты был рабом того, что у тебя внутри. Научись же быть его властелином. Это и есть магия.