Когда я мог писать в стихах, я знал, что вы будете наслаждаться плаванием по течению; знал, что буду передавать что-то: настроение, едкое замечание, даже, в какой-то мере, танец слов.
Я все еще озадачен и полон решимости преодолеть этот тупик. Я слишком легко склоняюсь к тому, чтобы все бросить и уйти. Но заставить себя сделать что-то против собственного желания — это то же самое, что не работать вовсе. Итак, подвешенный между Сциллой страха, избегания, бегства и Харибдой поденной работы, напряжения усилия, что я сделаю?
Я не был бы феноменалистом, если бы мог не видеть очевидное, а именно: пути погружения в болото. Я не был бы гештальтистом, если бы мог противостоять этому погружению в болото с уверенностью, что некий образ возникнет из хаоса фона.
О чудо! Появляется тема. Самоконтроль организма против контроля диктата, аутентичный контроль против авторитарного. Динамика формирования гештальта против наслоения сфабрикованных норм. Господство жизни против хлыста моральных предрассудков, согласованный мощный поток вовлеченности организма против тормоза "если бытизма". Я возвращаюсь к расколу в человеке: животное против социального, спонтанное против нарочитого.
Как самоконтроль встроен в организм; какой вид саморегуляции подходит для организма с его многими миллионами клеток для создания гармоничности? Вплоть до века механики дихотомия организма была безупречной. Человек был расщеплен на тело и душу. Душа имела отдельное существование, часто бессмертное, причем часто проникала в другие тела и управляла ими через второе рождение. В биологическом отношении то, что мы называем жизнью, является специфической функцией любого организма: и в том, что мы классифицируем любой объект без этой функции, как мертвый, как вещь, обнаруживаются некоторые теоретические уловки. Итак, дихотомия не ликвидирована, но переместилась во что-то другое, крайне ложное среди ученых, и приписала людям то же самое — дихотомию разума и тела Функции тела объясняются рядом протиаоречивых теорий: от теории функционирования организма по типу попадания монеты в щель автомата как механической рефлекторной дуги (часть системы стимул — рефлекс) до теории множества биохимических реакций, до теории ряда мистических элементов, которые обеспечивают регуляцию, поддержку и целостность жизни. Абсолютность теории "стимул — реакция" была развенчана Куртом Гольдштейном. Химический аспект является одной из возможных абстракций, крайне интересной и важной, но совсем не способной объяснить теорию инстинкта.
Что-то ошибочно в теории инстинкта, иначе бы мы не имели множество авторов, различающих разное количество и важность "инстинктов".
Я снова соскользнул с темы. Вместо того, чтобы записывать свои мысли и опыт, я веду себя так, будто хочу написать совсем другую книгу, где буду разбирать, переформулировать и прояснять этот вопрос. Фактически, я уже писал об инстинкте в 1942 году. Настоящее сомнение пришло от колебания относительно того, могу я или нет требовать приоритета для моей теории "не-инстинкта", как будто это вообще достойно рассмотрения.
Я назвал книгу, которую я написал в 1942 году, "Эго, голод и агрессия" (действительно, топорное название). В то время я хотел научиться печатать на машинке. После нескольких дней тренировки мне надоело. Поэтому я решил, подобно этой настоящей книге, писать все, что хочу писать. Почти за два месяца вся книга была закончена, и без существенной редакции вскоре опубликована в Дурбане (Южная Африка). Я приехал в Южную Африку в 1934 году. Приход к власти Гитлера и мой отлет в Голландию в 1933 году прервали мои занятия психоанализом. Моим аналитиком в то время был Вильгельм Райх, а руководителями Отто Феничел и Карен Хорни. От Феничела я получил сомнение, от Райха — бесстыдство, от Хорни — человеческое увлечение терминологией. В Амстердаме (Голландия) я некоторое время работал под руководством Карла Ланданнера, другого эмигранта, который был психоаналитиком моей жены во Франкфурте (Германия). Он был человеком удивительной теплоты, которая делала его одним из лучших популяризаторов теории Фрейда. По крайней мере, он не делал того, что я видел у Феничела и других: интеллектуальное жонглирование "латентной негативной контртрансформацией", "инфантильно-либидинозной сублимацией" и др. — трюк, который обычно ошеломлял меня и который я никогда не мог повторить. Неудивительно, что Феничел часто терял со мной терпение.