Маркс сделал главным человеческим побуждением пищу, Фрейд выдвинул на передний план либидо. Вопрос не стоит, как выбор: или — или; важны обе стороны. Для выживания индивидуума питание является важнейшей функцией, для выживания вида аналогичную функцию несет секс. Разве не искусственно предпочесть одно другому? Может ли вид выжить, если индивидуум не будет питаться, может ли индивидуум существовать без сексуальных взаимоотношений его родителей?
Все это так очевидно. Мне довольно обременительно упоминать обо всем этом. Я бы не говорил об этом, если бы не то значение, которое питает как марксову, так и фрейдову философию.
Вильгельм Райх пытался соединить их. Он сделал ошибку, пытаясь заставить два мировоззрения взаимодействовать друг с другом на высоком абстрактном, а не кишечном уровне. Результат оказался плачевным и заслуживает поношения. Коммунисты отвергли его, потому что он был коммунистом. Вместо того, чтобы сидеть на одном широком стуле, он оказался между двумя стульями. Райх начал устанавливать связи между двумя системами до того, как наладил их между собственным стремлением к пище и сексу. Он был, так сказать, наказан за грубое попирание некоторых фундаментальных законов общей семантики — как оправдывал его.
Собака, победившая в драке — Удачник: Прекрати говорить о Райхе. Следуй своим намерениям и вернись к теме "Оральные сопротивления".
Собака, проигравшая в драке — Неудачник: Замолчи! Сколько раз я тебе говорил — это моя книга, мои признания, мои размышления, моя потребность выяснить то, что неясно для меня.
Удачник: Смотри! Твои читатели представляют тебя как дряхлого, болтливого, праздношатающегося.
Неудачник: Итак, мы снова вернулись к теме актуализации себя или своего образа. Если читатель захочет заглянуть мне через плечо, я приветствую и даже приглашаю его подглядывать. Что же дальше? Меня снова подгоняют писать мои воспоминания.
Удачник: Фритц, ты обороняешься.
Неудачник А ты слишком много тратишь моего времени и времени читателя. Поэтому сиди спокойно и жди благоприятного момента. И позволь мне продолжить твое ожидание. Позволь мне быть тем, что я есть и прекрати свое хроническое ворчание.
Удачник: Хорошо, но я вернусь вновь, когда ты, по меньшей мере, будешь рассчитывать на меня и тебе понадобится управление из твоего мозга: "Компьютер, пожалуйста, поправь меня!".
Чтобы понять лучше мою оценку Райха, мы должны вернуться к аналитику, который у меня был до него, венгру по имени Харник. Я надеюсь, что смогу в какой-то мере описать состояние глупости и морального малодушия, до которого довело меня его так называемое лечение. Возможно, это был дидактический анализ для подготовки меня к статусу официально признанного аналитика. Но это уже никогда не выяснится. Все, что тогда было установлено: "Терапевт должен быть свободен от комплексов, тревоги и вины". Позже я слышал, что он умер в психиатрической больнице. Насколько помог здесь психоанализ, я не знаю.
Он верил в пассивный психоанализ. Этот противоречивый термин означал, что я ходил 18 месяцев пять раз в неделю, чтобы лежать на кушетке без всякого анализа.
В Германии во время приветствия каждый жал руку; он не жал мою руку ни при встрече, ни при расставании. За пять минут перед концом сеанса он дотягивался ногами до пола, чтобы показать, что отпущенное мне время истекает.
Самое большее, что он говорил мне — одно предложение в неделю. Одно из его утверждений было, что я обратился к нему, чтобы стать дамским угодником. Так началось лечение. Я заполнял пустоту моей жизни на кушетке амурными историями, чтобы завершить образ Казановы, который он уже составил обо мне. Чтобы быть на высоте, я должен был вовлекаться все сильнее во все большее число, главным образом, выдуманных приключений. Через год, или около того, я хотел уйти от него. Но оказался трусом, чтобы просто уйти. После неудачи с анализом у Клары Хаппель разве оставались у меня шансы когда-нибудь стать аналитиком.
В это время Лора настаивала на женитьбе. Я знал, что не принадлежу к типу способных стать мужьями. Я не сходил с ума от любви к ней, но у нас было много общих интересов, и мы часто хорошо проводили время. Когда я заговорил с Харником об этом, он ответил типичной психоаналитической уловкой: "Вам не разрешается принимать важные решения во время лечения. Если Вы женитесь, я прерву анализ". Будучи слишком трусливым, чтобы прекратить кушеточную жизнь по собственной инициативе, я переложил ответственность на него и променял психоанализ на женитьбу.