Хватит свободных отступлений. Давайте вернемся в моему спасителю, мясному ангелу, который слетел с неба Бременхевена прямо ко мне в комнату для консультаций или, скажем, в кладовую? Он страдал от головных болей и, как все невротики, утверждал, что хочет излечиться. До Бременхевена было 8 часов езды на поезде, и он раз в неделю приезжал ко мне с огромным пакетом мяса и сосисок. Я жил с родителями и сестрой Эльзой. Как говорится, мы никогда не жили так хорошо. Но это еще не все. После нескольких недель лечения он стал утверждать, что чувствует себя лучше, хотя и не излечился полностью, но эти длительные поездки на поезде не приносят пользы его голове. У него много друзей, желающих консультироваться у меня, да и в Бременхевене нет аналитика с достаточной квалификацией. "Но мне не представляет интереса, — сказал я, — превратиться в инструктора, вымученного вагонной тряской".
"Хорошо, — был его ответ, — мы можем заплатить американскими долларами". Сердце мое замерло. Не может быть! Такое чудо просто не существует. Но это было так.
Что означает доллар во времена галлопирующей инфляции, трудно представить. Только один пример из многих. В 1923 году я собирался поехать в Штаты. У меня никогда не было денег для получения диплома доктора медицины, который можно было получить только после уплаты денег за печатание диссертации. Я редко интересовался медициной самой по себе, и моя диссертация была на глупейшую тему: адипозо-генитальная липодистрофия, или еще что-то в этом роде, редкое заболевание, когда женщина выглядит как кенгуру с массивными отложениями жира выше талии и очень тощей снизу. Я не был заинтересован в публикации. Я отправился к университетскому казначею и предложил ему доллар за выполнение работы по печатанию. Его глаза заблестели, он не поверил собственным ушам. Целый доллар? Он взял на себя всю работу, и за одну неделю я получил все бумаги, отпечатанные и подписанные, оставив его глубоко признательным мне и не пошевелив для этого пальцем. Такова была магия доллара в 1923 году.
По тем временам я был богатым человеком. Я накопил 500 долларов, на которые мог купить несколько многоквартирных домов в Берлине. Но я использовал их для поездки в Нью-Йорк. Бременхевен имел репутацию пригорода Нью-Йорка. Это был германский порт одной из двух трансатлантических линий, по которым ходили такие большие корабли, как "Бремен" или "Европа". Экипаж оплачивался в долларах. В течение нескольких месяцев я ездил в Бременхевен еженедельно на два дня, имел там нескольких пациентов, пользуясь в то время в основном гипноанализом, и кроме того, получал массу удовольствий.
Большинство германских докторов медицины были полностью поглощены работой и носили маску абсолютной респектабельности. Я уверен, что они смотрели неодобрительно на эти поездки. Я хмурюсь сейчас. Они принадлежали к высокомерной самодовольной крупной буржуазии. Я и некоторые мои друзья, доктора медицины, принадлежали к берлинской богеме, которая имела постоянные места сборищ в кафе Запада, и позднее в Романском кафе.
Там собирались многие философы, писатели, художники, радикалы, плюс некоторое число прихлебателей. Одним из них, конечно, был Фриндландер, хотя мы в основном встречались в художественной студии. Фриндландер зарабатывал деньги тем, что писал очень смешные рассказы под псевдонимом, означавшим слово "аноним", написанное задом наперед.
Его философская работа "Творческая индифферентность" оказала на меня огромное влияние. Как личность, он был первым человеком, в чьем присутствии я ощущал робость и благоговейно почитал его. Моя хроническая самонадеянность исчезла.
Когда я пытаюсь осознать или выделить то, что привлекало меня к Фриндландеру и его философии, я переживаю вихрь мыслей, чувств и воспоминаний. Философия была магическим словом, чем-то таким, что нужно было понять, чтобы понять себя и весь мир, противоядием от моего экзистенциального беспорядка и путаницы. Я всегда мог справиться с софистикой. Вопрос: Как много ангелов могут танцевать на кончике иглы? — был дешевым трюком, смешивающим символы и предметы. Что появилось вначале — курица или яйцо? — не только останавливал общую картину постоянного процесса, но и особым образом упускал отправную точку: какая курица, какое яйцо? Райх был типичной жертвой подобного беспорядочного мышления.