Я каждый день открывала фотографии, видео матери и бесчувственно смотрела на кусочки прошлого. Если раньше они вызывали страдания, то теперь от них ничего не исходило. Пустота.
Каждый день я изучала сайты, описывающие болезнь и безотрывно пялилась на экран с жалкими изображениями несчастных, чью судьбу безвозвратно изменил страшный недуг.
Прикованные к инвалидному креслу немощные тела, обездолено свисающие ослабшие руки, странное и даже в каких-то местах пугающее выражение лица… Я старалась представить мать в этом положении, и, честно, не могла. Кого угодно, но только не эту, полную жизни и энергии, женщину.
Вероятно, она тоже искала информацию о диагнозе и чувствовала себя зверем, угодившим в смертельный капкан. Вот ты есть и одновременно тебя уже нет. Ты не умираешь стремительно, но уже и не живешь. Ты медленно и мучительно таешь, сгораешь, испаряешься. Вот она и приняла решение. НИ СКАЗАВ МНЕ ОБ ЭТОМ АБСОЛЮТНО НИЧЕГО!
Ночью она мне приснилась в красивом бордовом платье, исполняющая соло. В ее изящных плавных движениях сквозило бессилие и усталость. В глазах блестели молчаливые слезы. На ее губах застыла вымученная ассиметричная улыбка. Это был танец отчаяния, танец принятия непростительного решения.
Бешеное громыхание в груди принуждает разомкнуть веки. Втянув истерично воздух, я не ощущаю грани реального и вымышленного. Я вижу ее призрачный силуэт, витающий по комнате и выглядывающий из окон. Она пришла сюда, чтобы напомнить о себе, о том, что она сделала, о том, что бросила меня.
– Убирайся, убирайся, убирайся!
Мой крик полирует горло наждачкой и заставляет всех проснуться в глухое летнее утро. Спустя минуту врывается отец, позади которого уже стоят наготове телохранители, решившие, что сюда пробрался вор.
– Милая, что случилось? – Он подбегает ко мне и внимательно присматривается, пока Стив с каким-то парнем обшаривает каждый уголок комнаты. – Ты такая бледная! Почему тебя трясет? Ты заболела?
Да какая к черту разница, что со мной?!
На шум прибегает миссис Данн со стаканом воды и таблеткой успокоительного.
– Выпей, маленькая моя, выпей, зайчик. – Она заботливо убирает волосы с моего мокрого лица. – Все хорошо, мистер Коуэн, она будет в порядке. Ей всего лишь приснился кошмарный сон. Правда, детка?
Я лишь холодно смотрю на них всех, побуждая негодующим взглядом оставить меня в покое. Они знают, что если ослушаться, будет истерика, поэтому молча выходят.
Я уже привыкла держать всех на расстоянии. Малейшая попытка нарушить его причинит другим кучу проблем и пробудит боль в глубине моей черствой души. Мне не нужно ни того ни другого.
– Сегодня же ровно год… Бедная девочка, – причитает экономка за дверью, думая, что я ее не слышу.
– Заткнитесь! Я не хочу, чтобы меня жалели! – ору я, кидая стакан воды в стену.
Я не бедная, а разбалованная истеричка.
Так и настал очередной гребанный день. Уровень паршивости моей жизни близится к критической отметке. Еще пару событий и датчик взорвется, а всех накроет ударной волной. И черт его знает, насколько эта волна станет губительной для окружающих.
Уже два часа я трясусь в машине на пути к кладбищу Грин-вуд. Холодные капли разрисовывают стекло, выстраивая незамысловатые узоры. И именно сегодня дождь решил поплакать, ветер протяжно позавывать, а свинцовые облака со скорбью понаблюдать. Природе приспичило побыть на подпевках у горя, устроив очередные похороны.
Теперь я не понаслышке знаю, что когда тебе плохо, все вокруг начинает строить декорации к твоей трагедии. Тучи прогоняют солнце, над морем властвует шторм, мрачные лица прохожих появляются на каждом шагу. Да, судьба полюбила надо мной издеваться. Чувствую себя школьницей, которую чмырят занозы-старшеклассницы. Вот сейчас меня явно окунули башкой в унитаз.
Малышка Ив смиренно сидит на заднем сидении, уцепившись в свою куклу и напевая ей какую-то глупую песенку. Она единственная в семье, кто не понял, что толком произошло. Она лишь знает, что ее любимая мамочка уехала в прекрасную сказочную страну и больше оттуда не вернется. Бедная девчушка, ее ждет взросление без материнской поддержки. Ее волос никогда не коснется теплая рука родной женщины, а переживаний никогда не успокоит мягкий голос. Надеюсь, это не помешает ей стать хорошим человеком, а не той, кого из себя теперь представляю я.
Темно-красные розы, которые она любила, упали на кладбищенскую землю, ставшую ей последним пунктом назначения.