Послесловие
«Господи, я столько раз представляла себе эту нашу с тобой встречу, столько слов всяких придумывала. А встретились – и сказать нечего», – сказала Катя на скамейке Родиону в фильме «Москва слезам не верит». Двадцать лет назад Родион, мамина ягодка, послушал маму, и Катя воспитала их дочь одна. И попутно стала директором завода. Помнишь?
Когда мне предложили написать книгу на эту тему, я сразу согласилась. Это же то, что произошло и со мной! Да Алёнка так поменялась, что я вам сейчас трехтомник выдам! Да у меня клиенты такое выдают, что у меня к каждой женщине инструкция есть! Да-да, товарищ редактор, сейчас Алёнка напишет! Сейчас-сейчас. Нет, вот сейчас… секундочку…
Словом, я долго просидела у чистого листа. В какой-то момент я даже начала опасаться, что рискую повторить Катины слова. «Столько слов всяких придумывала, а встретились – и сказать нечего».
А потом в ночи меня осенило: расцвести во влюбленности легко, расцвести на солнце легко. Кто-то на один вечер может расцвести под действием клюквенной настойки, кто-то – ничем не занимаясь по жизни, а получив наследство от старого мужа-моряка. Просто пару лет послушать про «во-о-от такого осетра», и все. Но наша ли эта история? Сомневаюсь.
Как переложить свой опыт, чтобы им могла воспользоваться и другая женщина? Которая вот прям в этот момент в меховой шапке едет в метро, одной рукой ведет ребенка за руку, второй держит телефон, в котором подрядчики, а еще – вы видали? – у нее наипрелестнейший свежий маникюр на пальчиках. Как переложить свой опыт, чтобы этим опытом смогла хоть немного, но воспользоваться такая многогранная женщина, как наша? Ей утром в бухгалтерию, а ночью инвестировать в золотые слитки и свежие закрутки – там такие помидоры взошли на даче, закачаесся! Она вся противоречивая, и в ней на самом деле всего полно: и сумасбродности, и нежности, и крика, и мудрой тишины. Такая же прочитает книгу и поможет себе, в чем трудно было, но, скорее всего… сделает все даже лучше, чем написал автор. И как, я спрашиваю, ка-а-ак в этом всем продраться одному простому русскому психологу?
Редактор лениво крутила на пальце нитку из простыни, намекая, что назад не воротишь: «Как хочешь, так и продирайся. Договор заключен…»
А потом я спросила редактора, а могу ли я писать так, как думаю на самом деле. Редактор посмотрела на меня вот так, закручиваемая нитка застыла на ее пальце, и я поняла: пора идти работать. Ведь мои девчата ждут книгу.
Так что я решила писать ее так, как чувствую: весело и игриво, дерзко и озорно, но неизменно – с безусловной любовью к женщине. И возможно, с любовью к благородному русскому мату. «Чем культурнее, тем несчастнее», – писал Антон Павлович Чехов, и я, пожалуй, поддакну великому.
А теперь серьезно: Марин! В свое время я создала женский блог и назвала его Рашенматрешен, потому что такой для меня ты и являешься. Слишком интересной, слишком многогранной, а когда думаешь, что мы подобрались к сердцевине, там обнаруживается еще одна матрешка. Пишу сейчас, как сладкоголосый турок из директа…
Так что нет никакой единой инструкции. Бери из этой книги, что близко именно тебе, и не бери, с чем не согласна. В ней действительно много всего: смеха и слез, терапевтичных бесед и легких похлопываний по красивой Марининой попе, грусти по отцам и «Да пошел ты!» бывшим мудакам, безумных историй и научных данных для тех, кто пришел сюда, вообще-то, не веселиться.
Говорят, чтобы поймать преступника, ты должна думать, как преступник, чувствовать, как преступник, даже сама стать преступником. И мы им, можно сказать, стали. Наглые красные помады, залезания на пилоны в сто килограмм, похудения после перееданий, прощание с не теми людьми и приглашение в жизнь других, отказ подчиняться тлену и унынию… да тут столько всего! Мы те еще хулиганки, Марин. Поэтому коррекцию бровей ниткой из простыни я буду делать не одна. Фух.