Внутри нее было тесно. Он боялся двигаться слишком быстро или слишком глубоко, а порой и двигаться вовсе. Он спал и с более миниатюрными девушками, но Ника казалась настолько хрупкой, что он даже взгляд на ее теле боялся задерживать слишком долго, чтобы не стереть ей до крови кожу. Каждый раз когда Ника воздевала вверх руки, он ждал удара в грудь, который бы сверг его с покоренной им вершины. И каждый раз, когда вместо удара она притягивала его тело ближе к себе, внутри него что-то взрывалось и жгло, принося нездоровое мазохистское наслаждение. Ника пила его страсть огромными глотками, жадно и нагло, как обычно поглощала красоту из этого мира. Понимание того, что в этот самый момент она принадлежит ему всецело, а он как будто боится превысить лимит отпущенных ему касаний, боится слишком сильно выдохнуть возбуждение из легких, ввергало ее в наркотическое состояние – тело набухало, расширялось в пространстве и вместе с тем легчало, разум плыл.
«Над чем ты смеешься?» – хриплым, сбивающимся голосом произнес он. Ника сделала пару входов и выдохов в ожидании, когда смысл сказанного Игорем наконец доберется до ее сознания, она повернула к нему голову и улыбнулась еще шире: «Ни над чем. Просто улыбаюсь». «Ну да, конечно», – и не без труда он подавил в себе желание немедленно сжать рукой ее маленькое прекрасное личико.
__________
Он услышал глухой удар в окно. «Наверное, показалось», – пронеслось машинально. Но через пару минут звук повторился. Он поднялся и вышел на балкон. Внизу стояла Ника с очередным снежком в руке. Увидев Дениса, она опустила руку и широко улыбнулась: «Эй, спускайся снеговиков лепить!»
Когда он спустился, Ника лежала на снегу, ловила ртом снежинки и активно двигала руками и ногами, пытаясь сотворить снежного ангела.
– Я думал, мы будем снеговиков лепить, – он склонился над ней и, уже в который раз забыв про треклятую щербинку, улыбнулся.
– Позже. Ложись! – Ника схватила его за рукав парки и потянула. Денис упал на спину с ней рядом – снежный покров оказался мягким, как перина. Она повернула к нему голову и стала смотреть, как осторожно и медленно снежинки прекращают свой витиеватый танец на его меховом капюшоне. Понаблюдав за снежинками, Ника придавила рукой капюшон Дениса к земле, чтобы увидеть его лицо. В очередной раз она любовалась им и думала о том, как много красивых лиц сгинуло в небытие, не будучи увековеченными на пленках, полотнах, в камне… Как бы ей хотелось уметь делать хоть что-то из того, что помогло бы ей запечатлеть это удивительное сочетание черт, посреди всей этой ежедневной обыденности каждый раз приводящее ее в трансцендентное состояние, вырывающее из реальности в пространство не способной быть осмысленной, а потому как будто бы бессмертной, бесконечности вселенной, частью которой Ника станет после своей смерти. Но она не умела. Она не могла ни обессмертить красоту, ни обладать ею. Денис был первым, к кому Нике удалось подойти так близко, – обычно она наблюдала за красотой людей издалека. Это было элементарным вопросом безопасности – инстинктивно Ника чувствовала, что не сможет сопротивляться манипулированию со стороны даже самого посредственного, но красивого человека. Но лакомясь красотой Дениса, она не чувствовала этой угрозы. С того самого дня, когда они познакомились, Ника не переставала удивляться тому спокойствию, которое испытывала рядом с ним. О своей красоте он, безусловно, знал – это Ника поняла еще после того злополучного разговора, когда она даже толком не смогла выразить ему своего восхищения, – но взаимоотношения с ней у него явно были болезненные. Тогда же Ника поняла, что в дальнейшем о своих пристрастиях лучше помалкивать. Денис повернулся к ней.
– Что случилось?
– Просто хорошее настроение. Захотелось с тобой поделиться.
Он не смог сдержать улыбки. Ника улыбнулась в ответ, свернулась в позе зародыша и прижалась к нему. Он достал из-под нее свою правую руку и обнял.
– Я бы хотела сохранить этот момент в эпоксидной смоле, – ему бы тоже хотелось этого, но вместо радостного «неужели и ты тоже?» Ника считала с его лица недоумение. – Ну, это такой материал, в котором…
– Я знаю, что такое эпоксидная смола. Почему именно здесь и сейчас? – хотя хотел он произнести «почему именно здесь и со мной?»
– Я бы хотела сохранить в себе это состояние. Мне уже очень давно не было так хорошо и спокойно. Знаешь, этот год начался чертовски паршиво! – он встрепенулся, он готов был услышать ее признание и признаться ей в ответ. Снегопад усиливался, а небо, казалось, еще ниже спустилось к земле, сделав их мир невыносимо интимным. Он ждал. Ника молчала. Она наслаждалась близостью тел, отпускала душевную боль, даже не испытывая потребности в проговаривании событий, причинивших ее. Более идеальный момент сложно было себе вообразить. Он почти уже было раскрыл рот – но внезапно любые слова и даже самые откровенные признания оказались неуместными и банальными. Таким комфортным и всеобъемлющим было их взаимное молчание, почти как в тот раз, осенью, когда они впервые курили вместе на улице, и сладкое воодушевление впервые за долгие годы заполнило его. Снежное покрывало становилось все толще. И без того мрачное небо стремительно темнело. Зажегшиеся фонари уперли в него свой тусклый рассеянный свет.