Дверь отворил незнакомый мужчина. Несколько секунд они внимательно глядели друг на друга, пока из глубины квартиры не раздалось: «Моя пришла?» – и Ника с трудом узнала голос Игоря. Мужчина улыбнулся, глубоко поклонился и сделал рукой пригласительный жест. «Игорь?» – на всякий случай крикнула все же Ника перед тем, как войти. Мужчина разогнулся, и лицо его сделалось виновато-сочувственным. «Что?» – ответил ей тот же голос.
Она еще немного помедлила. И наконец вошла.
В тесном коридоре стояли ряды обуви. Дверь в гостиную была плотно закрыта и вибрировала под звуки музыки. Игорь сидел на кухне: руки под столом, голова наклонена и слегка покачивается, спина согнута.
– Он вас очень ждал, – вкрадчиво сообщил мужчина. – Ну, не будем мешать.
Он проворно открыл дверь – на долю секунды Ника буквально кожей почувствовала вылетевшие из комнаты басы – и скрылся, снова плотно закрыв ее за собой.
Ника разулась. Почему-то на цыпочках прошла на кухню. Села за стол наискосок от Игоря.
– Что здесь происходит?
Игорь вздрогнул от неожиданности. Повернул голову в ее сторону. И долгое время всматривался, как будто пытаясь понять, кто она такая. Его волосы были всклокочены. Щеки покрыл румянец. На белках глаз ветвились красным сосуды. В такой позе он казался как будто бы меньше обычного, каким-то съежившимся.
– У меня сегодня день рождения. Вот, что происходит.
– Что? Почему ты не сказал? Я бы… – и внезапно Ника поняла, что не знает, как бы эта информация изменила ход сегодняшних событий. – Что ж. Поздравляю!
Ника так стремилась попасть к нему. Упасть в него. Забыться в нем. И вот она здесь. Абсолютно ненужная со своим горем.
– А почему ты сидишь здесь? Один?
– Я ждал тебя.
– Все это время?
– Да. Ты позвонила – и я сел здесь и сказал ребятам, что буду сидеть здесь один и ждать тебя. Здесь.
– Спасибо, – ляпнула Ника.
И уже хотела было начать рассказывать ему о своем происшествии, но Игорь перебил:
– А твои родители тебя ждали?
– Ждали? Где?
– В этом мире! – нетерпеливо мотнул он головой.
– Спрашиваешь, была ли я запланированным ребенком?
– Да. Именно. Именно это я, черт тебя дери, и спрашиваю!
– Я не знаю. Я как раз хотела…
– Так вот а я знаю, что меня нет, – не дожидаясь Ники кинул он.
– Сегодня узнал? – искренне поинтересовалась она.
– Остришь, язвочка моя черноглазая! – Игорь интерпретировал по-своему и ухватил ее за подбородок. Она хотела дернуть головой, чтобы освободиться, но он отпустил ее раньше.
– Конечно, не сегодня. Мать об этом моему отцу все первые 10 лет моей жизни твердила. Мол, если б не Игоряша, я б сейчас с Антоном Юрьевичем, если б не Игоряша, я б сейчас с Геннадием Михайловичем… А не с тобой, плебей! А после того, как отец умер, она с этим ко мне стала в мозг соваться. Ко всем этим Юрьевичам и Михайловичам уже только в любовницы теперь можно было. И вот я снова виноват! И еще 8 лет этих «если б не ты, да кабы…»
Еще вчера на все это она бы сказала что-то вроде: «Это было 300 лет назад», – но сегодня она сама была уничтожена событиями 300-летней давности.
– Ты поэтому пьешь? – произнесла она с сочувствием, которого Игорь, однако, не заметил. И даже больше – воспринял как очередную подколку.
– А что?! Недостаточный, по-твоему, повод?! Знаешь, девочка моя, что я тебе скажу об этой жизни? Потому что тут есть кое-что такое об этой жизни, что тебе неплохо было бы знать, – он немного помедлил, как будто бы проверяя ее готовность услышать это «кое-что». – Когда ты трезв, тебе приходится проживать каждую секунду этой жизни, и если ты повнимательнее присмотришься к каждой этой секунде, то обнаружишь, что большую часть этих секунд ты сидишь на горшке или жрешь на бегу между дико срочными встречами. И все. И ни черта больше!
В его хромоногой фразе о беспроглядности жизни было столько боли. И, хотя Ника и не была вполне уверена, была ли эта боль чистой или обязана своим рождением алкоголю, она все же положила свою руку поверх его.
– Ой. Только вот не надо! – снова проигнорировал Игорь ее сочувствие.
– А что тогда надо? – беспомощно пробормотала Ника, чувствуя, что ситуация ускользает от ее понимания.