Ника осторожно взяла фотографию. Иссиня-черные волосы. Губы, как у Дениса. Такая же как у него щербинка меж зубов. Да, чрезмерно курносый нос-пуговка. Да, пухлые щеки. Зато какие огромные и ясные глаза! Неуклюжая внешность подростка, одним словом.
– В ее смерти нет твоей вины, – произнесла наконец Ника после долгого молчания.
– Тогда почему, если я все говорил и делал правильно, она не услышала меня? Почему она не подумала о том, как больно будет мне? Как больно будет родителям? – он затрясся в безмолвном плаче и надавил на глаза пальцами, как будто боясь, что одной силы воли не хватит, чтобы сдержать подступившие слезы.
– Она была подростком. Возможно, она даже не осознавала, что смерть – это навсегда, – Ника поднялась, подтянула ноги и обняла Дениса сзади. Его тело сотрясалось все сильнее. И с очередным раскатом грома за окном из него вырвался дикий, пронзивший Нику на мгновение страхом крик. Он развернулся к ней, расцепив замок их рук, крепко обнял и навзрыд заплакал, уткнувшись в ее плечо.
Когда мать Дениса привычно без стука распахнула дверь в его комнату, она увидела их спящими. Они лежали на кровати валетом – Денис на спине, а Ника на боку, прижавшись к нему, – одной рукой он держал ее ладонь у своего сердца, другая его рука покоилась на ее голове. От этой картины какая-то струна внутри женщины нестерпимо натянулась и лопнула. Она почувствовала внезапную легкость и даже на секунду испугалась, что оторвется от пола и неизбежно ударится головой о потолок. Она улыбнулась своим отчаянно глупым мыслям и еще шире при очередном взгляде на своего сына в объятиях девушки. Он не поедет с ними в очередную командировку. Он пустит здесь свои корни. С ней. И естество его наконец-то наполнится жизнью, а жизнь – жаждой быть здесь и сейчас.