Я смотрю на фотографию в ожидании звонка искусствоведа. Святой дьявол, я ведь даже не знаю его имени!
Звонит телефон – хотя нет, звонит кто-то в дверь. Я вставляю фотографию обратно в рамку, потягиваюсь, надеваю тапочки Сэнди – я их испоганю, и Сэнди меня убьет – и спускаюсь по лестнице к входной двери.
Мозги
Я открываю дверь в ожидании увидеть блестящее от снобизма лицо искусствоведа – или пистолет гориллы его влиятельного друга-мафиози – а вижу серо-розовые мозги на коврике цвета Сэндиной накидки.
Человеческие мозги. Разбросанные островки из извилин в темно-багровой луже крови.
Когда-то я хотел стать хирургом. Человеческие мозги я узнаю из сотни других мозгов других особей животного мира.
Но врачебный опыт не мог спасти от внезапного омерзения. Меня бы вывернуло наизнанку, если бы мой желудок не пустовал со вчерашнего вечера.
Я иду за совком в прихожую, но вспоминаю, что пару недель назад мы его выкинули, вместе с веником – тогда в наш домик на Пасифик Хайтс заселился робот-пылесос.
Я влетаю по лестнице в спальню, беру с прикроватной тумбы телефон и лихорадочно набираю номер Сэнди. Хочу убедиться, что с ней все в порядке.
– Да, мистер Ревность, еще пару мазков – и все, остальное завтра доделаю, как и обещала, – слышу я голос Сэнди и успокаиваюсь.
– Олег? Все хорошо?
– Все в порядке, миссис Страсть, просто хотел сказать, что Гейси порвал твой коврик на заплатки. Он и вправду маньяк2.
– Странно, он только недавно гулял.
– Сам удивлен. Вот же пушистый извращенец! Пойду в супермаркет, куплю новый коврик.
– Хорошо, мистер Ревность, только быстро, я скоро буду дома.
– Не называй меня мистером Ревностью.
– Хорошо, мистер Ревность. Целую!
Я беру коврик с мозгами, несу его к унитазу и спускаю чьи-то мертвые нейроны бродить по сан-францисской канализации. Ковер скручиваю трубкой, кровавой стороной внутрь, и кладу в мусорное ведро. Для надежности поливаю коврик соусом лечо – по легенде я уронил свой бургер на ковер, пока искал что-нибудь массивное, чем можно было бы огреть Гейси.
Гейси… Сэнди назвала котика-перса в честь дяди и смеха ради, но сейчас мне далеко не до смеха – в имени кота я вижу поганый символизм. Я курю на кухне, кидаю окурок перед роботом-пылесосом, достаю наличку из брюк и – в домашнем халате и Сэндиных тапочках – иду в хозяйственный магазин, находится он в пяти минутах ходьбы от дома.
Возвращаюсь домой где-то через пятнадцать минут. С пачкой сигарет Clyde's Heaven в виде гроба и, конечно, с новым ковриком в руках. Красным – серого в наличии не было.
Сэнди уже дома. Загнала бедного Гейси в угол дивана и грозит ему пальцем. Сэнди поворачивается, видит меня, улыбается. Я говорю:
– Серого в наличии не было. Взял красный, под стать твоему прозвищу… И это, оставь котейку в покое, я уже метнул в него телефон. И попал.
Сэнди чешет Гейси за ухом. Тем же пальцем, которым грозила использовать его вместо коврика. Сэнди подходит ко мне, целует в губы.
– Знала бы, что ты курил – поцеловала бы лучше Гейси.
Я кладу коврик возле входной двери, с содроганием вспоминаю чьи-то разбросанные извилины, закрываю дверь и поворачиваюсь к Сэнди.
– Ты ел? – спрашивает она.
– Нет… Гейси задрал ковер, а я еще, как назло, уронил на ковер свой бургер. Но есть я уже не буду.
И правда, есть я не хочу. До меня только сейчас дошел ужас всей этой истории с мозгами. Я пытаюсь улыбнуться Сэнди, но чувствую, что у меня не получается.
– Что-то случилось? – спрашивает Сэнди весело – она старалась не унывать даже тогда, когда это было необходимо.
– Ничего. – Я решаю, что Сэнди ничего не должна об этом знать. Может, кто-то ошибся ковриком, глупо думаю я.
– Опять Папочка?
– Нет, к счастью… Хотя, может и к сожалению… В общем, Сэнди, Пауэрс нарвался на какого-то искусствоведа.
Синие глаза моей Сэнди расширяются от… понимания?
– Пизанелло? – спрашивает она.
Я удивленно киваю головой.
– Я не хотела тебе говорить, но вчера утром мне звонил какой-то хам. Сказал, что Пизанелло – бездарь, и что только дважды бездари придет в голову его копировать. Он положил трубку раньше, чем я успела спросить про то, как он узнал мой номер. Хм, потом я решила что это шутка моего мистера Ревности, посмеялась и продолжила рисовать. – Сэнди пристально на меня смотрит.
– Нет, это не шутка.
Она молчит, а потом спрашивает – с озарением:
– Вдруг это Пауэрс?
– Мог быть и он, если бы у него было чувство юмора, хотя бы такое паршивое, как это.
– Ну да, ага… Но спроси его, все-таки – вдруг он что-нибудь знает.