Читать онлайн "Внутрилагерная война между "идейными" и "отколовшимися" ворами в. период 1947-1953 гг (СИ)" - Герман Сергей Эдуардович - RuLit

На пересылке правила вопросы жизни и смерти арестантов решала команда известного в прошлом вора — ссученного Ивана Фунта и его подручных, которые подрядились помогать администрации в наведении порядка, в том смысле как они его понимали.

С вновь прибывших этапников снимали хорошие вещи, которые присваивались «суками». Они же контролировали работу пищеблока, получение посылок и передач, денежных переводов. В это время там находились известные воры Иван Львов, Игорь Благовидов(Ростовский), Паша Бодайбо, Николай Федорчук(Коля Хохол), Млад Володя. А также: Александр Кочев(Вася Корж), Николай Летодиани(Коля Сван), Павел Андреев(Пашка Америка), Дикарь(в 1953 г. зарезан суками в АВ 261/1 на прииске Омчак Магаданской области), Мишка Стальной(задушен в 1949 году на штрафном прииске «Ленковый» Магаданская область).

Иван Фунт занимал должность сначала коменданта Владивостокской, а потом более крупной Ванинской пересылки.

Он ходил в офицерских галифе, заправленных в хромовые сапоги, и в военном кителе без погон. Широкие плечи и катающаяся между ними чугунная голова внушали трепет.

Попасть к нему в немилость было опаснее, чем прогневить лагерное начальству. У администрации еще могли оставаться какие-то человеческие чувства и внутренние ограничения. Опасения за жизнь своей семьи и детей, чувства жалости и сострадания. «Суки» же не знали никаких сомнений.

Иван Фунт и его подручный Серёга Свист лично трюмили воров-законников.

Иван Фунт в конечном итоге был убит в Ш-320 УЛИТУ Ныробспецлес.

Существующая в лагерях ГУЛАГа система была создана изощрённым чекистским умом, главная цель которой было наведение ужаса на всех заключенных. Воры резали «сук», «суки»-воров, те и другие унижали, обирали и нещадно эксплуатировали бесправное население ГУЛАГа-мужиков, фраеров, политиков. При этой системе рукам одной части заключённых уничтожалась другая, при этом создавалась иллюзия непричастности администрации ГУЛАГ к политике произвола в местах лишения свободы.

Вообще, сначала в рядах «сук» не сложилось единого мнения относительно разного рода процедур и «обрядов». Так, из рассказа Шаламова следует, что воркутинские «ссученные» не одобряли жестокости колымчан, негативно относились к «трюмиловкам», считая, что достаточно просто убивать «нераскаявшихся» воров, а дополнительная жестокость ни к чему.

Чего же ещё можно было добиться гулаговской администрации, поддерживая одних профессиональных уголовников в борьбе против других?

Так, например, в одной из докладных записок того периода сухо констатируется: «В 1953 году в лагерях резко возросло число бандитских проявлений и групповых неповиновений заключенных, сопровождавшихся в ряде случаев человеческими жертвами. В первом квартале 1954 года … в лагерях и колониях на почве бандитских побуждений, личных счетов, мести, из-за вражды между группировками уголовного рецидива было совершено 129 убийств»<a class="sdfootnoteanc" href="#sdfootnote85sym" name="sdfootnote85anc">85</a>.

Существует точка зрения, что эта теория уничтожения преступного мира самим преступным миром была разработана Вышинским<a class="sdfootnoteanc" href="#sdfootnote86sym" name="sdfootnote86anc">86</a>.

Александр Солженицын считал, что использование «сук» как инструмента управления лагерями было результатом целенаправленной политики чуть ли не высшего руководства страны. Он справедливо утверждал, что подобные явления нельзя сваливать на неких «приспешников Берии», другими словами обращал внимание на их органичный, системный характер. При этом писатель высмеял некоего журналиста Галича, который утверждал, что в сталинской пенитенциарной системе «суровость закона подменялась беззаконными действиями лиц, которые должны были проводить его в жизнь» «Как? Вопреки единой инструкции? Да кто бы осмелился?»- иронично заметил А Солженицын. При всем уважении к великому писателю и знатоку устной истории ГУЛАГа, полагающего, очевидно, что сталинский социализм немыслим без «единых инструкций», хочу всё-же заметить, что лагерная администрация имела большую свободу действий, чем это можно представить себе, опираясь на мифы о советском тоталитаризме.

Само по себе утверждение о возможности «беззаконных действий лиц», ответственных за исполнение закона, является не оправданием Сталина, как это очевидно показалось Солженицыну, а приговором созданной им системе<a class="sdfootnoteanc" href="#sdfootnote87sym" name="sdfootnote87anc">87</a>.

Необходимо отметить, что в целом лагерная администрация часто «осмеливалась» выполнять только те указания верхов, которые могла и хотела. Кроме того, она прекрасно понимала бюрократический язык недомолвок высшего руководства, отделяя официозные фразы о наведении порядка от действительных угроз. Суждение Солженицына о неспособности гулаговских церберов «осмелиться» действовать в своих собственных интересах противоречит тезису писателя о том, как стремясь после смерти Сталина и уничтожения Берия сохранить насиженные места и привилегии, убедить московские власти в своей «нужности», лагерные бюрократы пошли на неочевидные, но достаточно эффективные провокации лагерных бунтов, втихаря, но вполне осознанно «осмеливаясь» нарушать инструкции.