Он молча смотрел на остывающие угли погребального костра, когда на землю рядом опустилась Нарин’нэ.
— Это первый раз, когда кто-то гибнет под твоим командованием, да? — начала она. — И ты сейчас думаешь, мог ли победить без потерь вовсе? Я…
Кель’рин жестом руки дал ей знак замолчать.
Профессия воина обязывает свыкнуться со смертью, и он, ветеран уже двух кампаний, считал, что сам давно уже сделал это. В конце концов, если сосчитать погибших под одним с ним флагом на его глазах солдат, их наберётся не одна сотня. Одним больше, одним меньше… Тем неуместнее кажется гнев, родившийся в ответ на слова девушки.
Может быть, проблема в том, что она права, а злится он на самого себя? На то, что, впервые оказавшись главным на поле боя, не смог одержать более красивой, совершенно бескровной победы? Что, будь он чуть предусмотрительнее, отпраздновать победу его воины могли бы в том же составе, в каком и отправлялись в поход?
— Ты мысли, что ли, подслушиваешь? — мрачно спросил он. — Пытаешься лечить не только тело, но и разум? Хотя забудь. Сама никогда не теряла своих людей?
— Никогда не командовала отрядом в бою, если ты об этом, — ровным голосом ответила Нарин’нэ. — Во время битвы я должна была убивать магов, а после лечить раненых, как и ты ещё неделю назад, не забыл? Я знаю, даже сам Рой’нин всегда платил за свои победы кровью солдат. Хороший командир даёт им лучший шанс выжить, но использовать его должны они сами.
— Я его «Размышления» тоже читал, можешь не напоминать.
— Я только пыталась…
— Не надо говорить со мной об этом, хорошо? Хотя бы не сегодня.
— Как хочешь, — понимающе согласилась Нарин’нэ. — Тогда, может быть, нам стоит продолжить наши тренировки? Мне жаль, что мы пропустили уже два вечера.
— А куда торопиться? — недоумённо сказал маг.
— А ты думаешь, мастер Тай’нин отдал меня тебе навсегда? — неожиданно зло спросила девушка. — Прости, Кель’рин, но я слишком ценная для этого. Так что постарайся использовать меня как можно лучше за то время, которое у тебя осталось. Едва ли ты переймёшь всё моё мастерство, но и то, чему сможешь научиться будет очень полезно, — она обернулась через плечо. — Фелис хочет поговорить с тобой. Я подожду.
— Господин капитан, сестра-гвардеец, простите, что отвлекаю! — десятник подошёл к ним, держа в руках два небольших мешочка. — То, что мы собрали на убитых и в лагере… Не много, конечно, но что с разбойников взять? Тут ваши доли. Ну и братья, которых вы лечили, кое-что из своих добавили, в благодарность.
— Это у вас в полку так принято, дарить начальству часть трофеев? — спросил его Кель’рин. — В гвардии такого не было.
— Вы не подумайте чего, мы от чистого сердца, — почему-то смутился Фелис. — Да и не по чину вам самим по трупам шарить.
— Благодарю тебя за заботу, брат-воин! — улыбнулась ему Нарин’нэ, забирая подарки. — Пожалуйста, отдохни, сегодня был такой утомительный день.
Фелис вопросительно посмотрел на командира.
— Всё в порядке, можешь поспать, — разрешил тот. — Караулы вечером обойду сам, скажу, чтобы вторая стража тебя разбудила.
— Благодарю, господин капитан! — десятник развернулся и ушёл.
— Возьми, это твоё. Если спросить меня, ты вполне это заслужил, — протянула Нарин’нэ позвякивающий монетами мешочек.
— Забавная традиция, — сказал Кель’рин, задумчиво перебрасывая его из руки в руку. — Солдаты дарят часть награбленного своему начальнику, тот своему… Интересно, что в итоге достаётся полковнику?
— Пожалуйста, не завидуй. Думаешь, легко вооружить и содержать почти три тысячи воинов? Мастеру Тай’нину, когда он был полковником в Северной армии, часто не хватало на это денег, выделяемых из казны, и он добавлял свои.
— Кто это тебе рассказал? Какой-то знакомый из его старого полка? — недоверчиво спросил молодой маг. — А то знаешь, при всём почтении к Регенту… Полковника, который ни монеты из солдатского жалования не положит себе в карман, не часто встретишь.
— О том, что он покупал коней и оружие на свои средства, знали полковой интендант и все офицеры.
— Странная щедрость.
— Он хотел создать самое лучшее войско во всей Державе. Полк должен был стать его первой ступенью к славе. Как можно экономить на солдатах, когда однажды они откроют тебе путь на самый верх, так он говорил.
— Ты его знала ещё тогда?
— Да. Я никогда не упоминала об этом… Знаешь, иначе ведь многие могли бы решить, что я попала в гвардию не из-за умения сражаться, а… Ну, ты понимаешь. А мне бы не хотелось слышать насмешки. Воины вообще не склонны видеть в женщинах способности. Даже госпоже Исан’нэ в своё время трудно было добиться должного уважения.
— А ты… — задать интересующий вопрос, не вложив в него возможно оскорбительного смысла, было не просто. — Эти неуместные догадки, которых ты хотела избежать, они ложные?
Лицо Нарин’нэ приняло печальное выражение.
— Да, — сказала она после короткой паузы. — Моя ценность лишь в моём даре. Ты, наверное, захочешь спросить то же самое про госпожу Исан’нэ? Не знаю. Она хоть и не нашей крови, но, наверное, может казаться привлекательной тому, кто её не боится. Но ответа я действительно не знаю. И в будущем советую тебе не интересоваться личной жизнью господина Тай’нина, тем более так. То, что тебе уместно будет знать, он скажет сам.
— Прости. Зря я полез с вопросами, — ответил Кель’рин и, чтобы прекратить неприятный разговор, спросил: — Так что там на счёт продолжения тренировок?
— Я хотела бы показать, как обмануть одарённого, — Нарин’нэ с готовностью переключилась на новую тему. — Помнишь, я всегда говорила, что мы чувствуем не правду или ложь, а то, верит ли говорящий сам себе. В этом есть лазейки для обмана. Представь, что я сказала какому-нибудь крестьянину, что в армии Державы сто тысяч воинов. Теперь, если ты спросишь о количестве воинов меня и я скажу «сто тысяч», ты поймёшь, что я лгу. А если спросишь этого крестьянина, то он тоже ответит «сто тысяч», и тебе это покажется правдой. Это происходит потому, что он не знает, сколько воинов на самом деле, и верит в то, что сказала я.
— Крестьянин, знающий число «сто тысяч»! — рассмеялся Кель’рин. — Но суть твоей идеи я понял. Чтобы заставить мага поверить в ложь, надо использовать людей, которые считают её правдой.
— Да. Есть ещё один способ, но он сложнее. Сейчас я откроюсь, как обычно на наших прошлых тренировках. Задай мне вопрос, «сколько сейчас воинов в гвардии Державы», именно так. И попробуй понять, честна ли я с тобой. Готов?
— Готов! — он прикоснулся к сознаю Нарин’нэ. — Сколько сейчас воинов в гвардии Державы?
— Я не знаю.
Как⁈ По ставшим уже привычными признакам, она и правда не знает. Но это же немыслимо для человека, который в этой самой гвардии служит.
— Вот видишь, ты знаешь, что я лгу, но не чувствуешь этого, — девушка довольно улыбнулась. — Сейчас я всё объясню. Дело тут в понимании вопроса. В тот день, когда мы выезжали из Норинома, гвардейцев было около четырёхсот, но точного их числа я не знала даже тогда. С тех пор прошло уже четыре дня. За это время многое могло произойти. Если бы случилась битва, их число бы уменьшилось. Если же капитаны набирали новых людей, а они постоянно это делают, чтобы возместить потери, численность гвардии бы возросла. Так что я не знаю, сколько сейчас воинов в гвардии.
— Вот так просто? Тебя послушать, из казначеев или законников вышли бы превосходные лжецы.
— Нет, не вышли бы. Чтобы солгать тебе сейчас, я должна была сама перестать считать это уловкой и поверить в то, что сказала. Это не просто, но ты должен будешь пытаться сделать это снова и снова. И, прежде чем начнём, у меня есть просьба к тебе. Это касается твоих дальнейших тренировок. Я должна буду научить тебя техникам, которые просто нельзя использовать на мне. Ты можешь неосторожно сделать со мной нечто, ущерб от чего будет непоправимым. На твоих солдатах практиковаться тоже нельзя, но проблему можно решить с помощью одного из пленных разбойников. Их предводитель нам не подойдёт, ты должен сохранить ему не только жизнь, но и рассудок, правда? Так что, пожалуйста, когда мы будем в Рейрии, не отдавай коменданту всех, оставь кого-нибудь для наших тренировок. Если выбрать такого, которого всё равно ждёт смерть, он рад будет помочь нам в обмен на жизнь. А если ты случайно повредишь ему, ничего страшного тоже не случиться.