Уверенность в голосе Гермионы уменьшалась пропорционально каждому движению пальцев. В итоге она была вынуждена полностью остановиться. Она рискнула взглянуть на Снейпа, и это оказалось большой ошибкой. Насыщенность его обжигающего взгляда, словно двух омутов чёрного пламени, распалила её дрожащее тело ещё сильнее. Крепко придавив обе страницы ладонями, Гермиона упрямо продолжала. Тогда его большой палец опустился на клитор, потирая изнывающий от желания комочек, который по ощущениям уже невозможно припух, пока остальные пальцы продолжали одновременно погружаться во влагалище.
Её голос зазвучал громче. Гермиона наклонила голову ближе к странице, стараясь не отрывать от неё глаз. Именно тогда её посетила мысль, что отвлечение внимания помогало её телу автоматически реагировать на удовольствие, без излишнего осмысления. Всё, что она ощущала в данный момент, являлось чистым возбуждением и не зависело от её мыслей. Только благодаря этому она получала сильнейшее наслаждение. Тяжело дыша, Гермиона с трудом читала каждое слово, схватившись одной рукой за своё кресло, и непроизвольно покачивала бёдрами, которые уже не в состоянии была контролировать.
Однако она настойчиво продолжала, хотя знала, что это была заведомо проигрышная битва. Каждое предложение прерывалось, поскольку ей нужно было делать глубокие, частые вдохи. Снейп ускорился, и она услышала неприличные хлюпающие звуки, подтверждающие очевидное всепоглощающее возбуждение. Гермиона забормотала что-то неразборчивое и наконец-то просто упёрлась трясущимися руками о столик.
— Ах… М-м-м… Боже!..
Гермиона закрыла глаза и приоткрыла рот, растворяясь в бурном оргазме. Кресло под ней закачалось, царапая ножками по полу, пока её захватила череда сводящих с ума судорог. Порывисто задыхаясь, она продолжала извиваться на его пальцах, а на обивке кресла под ней распространялось влажное пятно. Сила оргазма выжимала из её тела всё больше и больше, пока пальцы Северуса продолжали размеренно вторгаться, массируя переднюю стенку влагалища.
Как только её лоно сократилось в последний раз, Гермиона бессильно откинула голову назад, и из губ вырвался стон облегчения. Она почувствовала, как Снейп убрал руку. Через несколько минут ей удалось открыть глаза. К своему удивлению, она обнаружила, что он продолжает пристально наблюдать за ней. Глядя в широко раскрытые карие глаза, Снейп медленно поднёс руку ко рту и демонстративно облизал указательный палец. Её влагалище снова вздрогнуло и сжалось от одной лишь этой картины. Он пробовал её на вкус. Конечно, Северус делал это и раньше, гораздо ближе, но по какой-то причине именно сейчас его действия выглядели невероятно сексуально: когда он погрузил свой палец в рот, его веки слегка прикрылись; создавалось впечатление, что он наслаждался и смаковал каждой каплей — это зрелище так сильно поразило её, что она поняла…
«Я никогда этого не забуду!»
— Когда ты вернёшься, Гермиона? — его невероятно низкий, шёлковый голос и обращение к ней по имени растекались внутри жидким желанием.
— В пятницу, — простонала она.
— В пятницу?
— В среду!
В знак согласия Снейп слегка склонил голову, как будто ждал этого ответа. Она издала нетерпеливый вздох. Даже сейчас ей уже казалось, что время будет тянуться слишком медленно.
Глава 17. Выражение благодарности
«Заботливый».
Это определение никак не выходило у неё из головы.
Гермиона просматривала свои конспекты по Нумерологии, но как только начинала читать, представляла его руку, проскальзывающую между её бёдер. Немного поёрзав на стуле, она повернулась, украдкой осматриваясь по сторонам. Остальные гриффиндорцы, должно быть, были либо на занятиях, либо в общей гостиной. Она тяжко вздохнула. «Конечно, здесь не самое подходящее место для мастурбации, но…» По сути, здесь вообще было слишком тесно и неудобно, если только она не сядет на самый краешек стула.
И всё же Гермиона чувствовала, что не устоит перед возрастающими за последние дни потребностями. Парадоксально, поскольку в её жизни ещё никогда не было столько секса. Она ожидала, что быстро пресытится им, но, на самом деле, похоже, всё работало наоборот — чем больше секса у неё было, тем сильнее ей хотелось ещё.
«Дело в одном лишь сексе или всё это из-за него? Ведь Северус может быть таким заботливым!»
Этот эпитет словно преследовал её, поскольку с ней Северус действительно вёл себя исключительно тактично. С тех пор, как Гермиона покинула его покои, она задавалась вопросом: «Сколько мальчиков моего возраста умеют делать то, что умеет наш профессор Зельеварения?» В любом случае она сомневалась, что кто-нибудь из них додумался бы сделать что-то настолько литературно-эротичное, как недавно придумал Северус. И тот факт, что в последний раз он довёл её до восхитительного оргазма, а сам удовлетворился лишь прощальным поцелуем — несмотря на то, что гигантская эрекция отчаянно пыталась прорваться сквозь брюки, — казался таким… внимательным и тактичным с его стороны.
Ей хотелось сделать для него что-нибудь столь же приятное. Гермиона заранее «практиковалась». Даже сейчас, зевая, она разминала ноющую челюсть, которая всё ещё довольно сильно болела. Возможно, в последнее время она слишком часто практиковалась. Тем не менее она чувствовала, что он заслуживает таких усилий. «За свою усердную практику я тоже кое-что заслужила…»
Посмотрев через плечо в последний раз, Гермиона задрала переднюю часть юбки и скользнула пальцами вниз по трусикам. Для удобства проще было их снять, но она предпочла оставить всё как есть и на всякий случай иметь возможность привести себя в порядок, если кто-нибудь внезапно войдёт.
Её промежность уже стала мокрой. Размазывая смазку вокруг клитора, Гермиона задумалась, насколько изменилось её отношение к Северусу. На самом деле она с трудом могла вспомнить, как сильно презирала его в самый первый раз. Вероятно, так получилось потому, что в глубине души она никогда не испытывала к нему настоящей ненависти. Раньше на неё просто влияли определённые обстоятельства, из-за которых она ошибочно считала его слабовольным.
Теперь Гермиона осознала, что такое восприятие во многом было следствием её незнания и непонимания всей сложности ситуации. Кроме того, она неосознанно сопротивлялась, так как мысленно не могла совместить мерзкого ублюдка (ведь именно так вёл себя Снейп, пока она была для него всего лишь студенткой) с этим нежным, внимательным мужчиной, который явно пытался сделать её сексуальный опыт максимально приятным.
Откровенное признание профессора МакГонагалл внесло некоторую ясность и подкинуло новые подсказки. Теперь она стала задаваться вопросом: «Может быть, суровое, резкое и надменное поведение профессора Снейпа является всего лишь прикрытием для его чувствительной вдумчивой натуры, потому что он переживает или даже боится, что кто-нибудь об этом узнает? Очевидно, любое проявление слабости в прошлом только усложняло Северусу жизнь. И он хорошо научился скрывать свои чувства».
Рядом с ним Гермиона всё чаще чувствовала себя в безопасности. Несомненно, ему нравилось доминировать и в сексе, и в жизни, но казалось, что даже в такие мгновения он старался всё делать «вместе с» ней, а не «над» ней — как будто она являлась равноправной партнёршей. Впрочем, так и было. На самом деле, эти мысли стали для неё настоящим открытием.
Мысли о желанном мужчине, решительно проникающем в неё сзади с характерными влажными звуками, о его покачивающихся и прижимающихся к ней бёдрах, заставляли её пальцы всё быстрее порхать над клитором. Другой рукой она неосознанно скользнула под рубашку, подёргивая и перекатывая между пальцами сосок так же, как это делал Северус. Гермиона закрыла глаза, вспоминая его лицо, когда он проникал в неё пальцами — напряжённое, внимательное, охваченное обжигающей страстью.