Выбрать главу

Коротыш театрально поднял руку:

— Аудитория подготовлена? Начинаю. Грядущее ждет от нас ответа. Кто же оно, поколение сильных, смелых, могучих?

Говорил он горячо, но его то и дело перебивали каверзными репликами:

— Старо и туманно! О какой молодежи вы распространяетесь? На заводе бы поработали, деревню понюхали!..

Коротыш огрызался, подпрыгивал от ярости. Лена плохо понимала его. Перепутываясь, сыпались слова: новая этика, буржуазные предрассудки, отрыжка нэпа, угроза мещанства, проблемы пола… Зато она с интересом рассматривала сидящих и даже стоящих в зале. Тут были и разряженные дамы в мехах, и румяные стриженые девушки в косоворотках, большеротые юнцы, вроде того лохмача, дяди во френчах и старцы в пенсне, с блокнотами в руках… Дина же слушала оратора с горящими ушами, раздувая ноздри, толкала Лену в бок, азартно шепча:

— Ты слышишь, эмо-цио-нальный?

Или:

— Старый идиот, это же надо доказать!

Когда в зале разгоралась перепалка, Лена тоже начинала хлопать или повизгивать. Было так занятно!

Но вот слово взял секретарь комсомола большого московского завода. На эстраду тихо, словно робея, вышел застенчивый с виду паренек в ковбойке. У него были льняные волосы и мальчишеский ясный голос.

— Предыдущий оратор знает все, — насмешливо и звонко сказал он. — Вы убедились в этом. Он спец в вопросах философии, литературы, истории. Он знает точно, что, когда и кто из великих людей сказал по любому вопросу… — Паренек помолчал. — Но он очень плохо знает то, о чем должен был говорить: нашу советскую молодежь!

Теперь зал грохнул, раскатился овацией.

— Правильно! — пискнула и Лена.

— Ты-то что понимаешь? — изумилась Дина.

— Я не понимаю, я чувствую!

— Ну и сиди тихо со своими чувствами. Он замечательно говорит. Смотри, очкарик уже лысину вытирает. Сейчас от него мокрое место останется!

— А ты тоже молчи, слушать мешаешь, — отомстила Лена.

С каждым словом паренька в зале становилось тише, напряженнее.

— Наша советская молодежь — это не те, кто шляется по пивным и выламывает ноги в чарльстоне, не зная, чем себя занять. Видимо, их-то и имел в виду предыдущий оратор… Но он ни слова не сказал о той молодежи, которая строит далекий Турксиб, закладывает Магнитку, возводит тракторный завод! Разве революционная романтика кончилась вместе с гражданской войной и нашей молодежи досталась обыденщина мелких дел? А Днепрогэс? А борьба с кулачеством? Разве это не революционная романтика? Это тот же фронт! И в первых его рядах — лучшие представители нашей молодежи!..

Паренек дал утихнуть неистовой волне аплодисментов.

— Товарищи! Борьба с прошлым продолжается везде и всюду. В быту, в сознании, на стройках и на полях нашей великой страны. Борьба за новую, прекрасную жизнь, за нового, красивого человека…

После перерыва, во время которого Дина бесцеремонно разглядывала всех, а Лена купила в буфете шоколадку, от половины которой Дина презрительно отказалась, появились поэты.

Первым на эстраду стремительно вышел красавец с великолепными, вразлет, бровями и бархатным, как у актера, голосом (зал стих в упоении) прочел:

   …Любовь? Остановимся, товарищи, на этом. Любовь — это, видите ли, дождь лучевой! Он высмуглит сердце огнем и светом, Потом остановится, и нет ничего…

Бархатный голос потопил восторженный взрыв.

Второй поэт был маленький, юркий, с копной черных нечесаных волос. В стихах он сокрушался о том, что поздно родился, не мог штурмовать Зимний дворец, рубиться с белогвардейцами рядом с Буденным… Он завидовал прошлому отцов… Его сменил поэт совсем молодой, в развевающемся клетчатом шарфе на шее.

— Я, как видите, не старик! — задорно объявил он. — Но не жалею, что опоздал родиться. Вздыхать и сожалеть о прошлом — дело бесполезное. А интересного и сейчас хватает, и тем для стихов — вагон.

В зале засмеялись:

— Ближе к делу!

И он прочел стихи простые и горячие, о том, как ядрено пахнет весенняя земля, когда вся деревня выходит на работу, а неистовые жаворонки в небе заглушают стук трактора!

— Динка, знаешь, он чем-то на Алешку похож, — решила Лена.

— П-пожалуй.

Потом на эстраде появился солидный мужчина в модном костюме.

— Молодежь — это будущее! — пророкотал он. — Она сбросила обветшалые формы старого мира, писать о ней и для нее надо новыми словами и образами! — И прочел что-то звучное, но совершенно непонятное, на каком-то заумном языке.