— Она стоит не больше пятидесяти центов. Зачем тебе эта ерунда?
Я не ответил, забрал у него венец и, вернув его в сейф, захлопнул тяжёлую дверцу. Сигнализация, наконец, умолкла. Он с любопытством наблюдал за мной, но, кажется, даже не заметил неожиданного прекращения звона. Более того, он обращал на сейф внимания не более, чем если бы это была какая-нибудь коробка из под печенья. Опасаясь, что он может подсмотреть комбинацию, я поспешил в кабинет. Луис рухнул на диван и стал отмахиваться от мух своим неизменным хлыстом. На нём была прежняя форма, куртка со шнурами и щегольская фуражка, и я обратил внимание, что его высокие сапоги заляпаны красноватой глиной.
— Где ты был? — поинтересовался я.
— Месил грязь в Джерси, — ответил он. — Не было времени, чтобы переодеться, хотел поскорее с тобой увидеться. У тебя не найдётся стаканчик чего-нибудь выпить? Я до смерти устал — пробыл в седле целые сутки.
Я налил ему немного бренди из аптечки — он выпил и поморщился.
— Чертовски мерзкая штука, — заметил он. — Я дам тебе адрес, вот там — бренди так бренди!
— Для моих целей и это сойдёт, — равнодушно откликнулся я. — Я протираю им кожу.
Луис пристально огляделся и прихлопнул ещё одну муху.
— Послушай-ка, приятель, — начал он. — У меня появилась идея. Вот уже четыре года, как ты заперся здесь как сова, никуда не ходишь, никогда не гуляешь, ни черта не делаешь, любуешься только на свои книги — эти, на каминной полке, — он оглядел ряды томов, читая: — Наполеон, Наполеон, Наполеон! Ради всего святого, у тебя здесь что, ничего, кроме Наполеона?
— Их следовало бы делать из чистого золота, — ответил я. — Но постой, да, есть и другая книга, «Король в Жёлтом», — я пристально посмотрел ему в глаза и спросил:
— Ты никогда не читал её?
— Я? Нет, слава богу! Я не хочу чокнуться!
Я заметил, что он пожалел о сказанном, как только произнёс фразу. Это прозвище, «чокнутый», я ненавижу даже сильнее слова «безумец». Но я взял себя в руки и спросил, почему он считает, что «Король в Жёлтом» опасен.
— О, я не знаю, — торопливо ответил он. — Помню только, какой переполох устроила книга и как её осуждали проповедники и пресса. Мне кажется, автор застрелился сразу после того, как написал этот ужас, разве нет?
— Насколько я знаю, он до сих пор здравствует, — откликнулся я.
— Да, наверное, так и есть, — пробормотал он. — Никакой пулей не убить такого злодея.
— Это книга великой правды, — сказал я.
— Да, — ответил он, — «правды», делающей людей безумными и разрушающей их жизни. Мне плевать, если даже эта книга, как говорят, великое произведение искусства. Преступлением было написать её, и я, например, никогда не стану её открывать.
— Это то, из-за чего ты пришёл ко мне? — спросил я.
— Нет, — сказал он. — Я пришёл сказать тебе, что я женюсь.
Мне показалось, что в этот момент моё сердце прекратило биться, но я не отвёл глаз от его лица.
— Да, — продолжал Луис со счастливой улыбкой, — женюсь на самой прекрасной девушке на земле!
— На Констанс Хоуберк, — машинально продолжил я.
— Откуда ты знаешь? — изумлённо воскликнул он. — Я и сам не знал, до того вечера в прошлом апреле, когда мы прогуливались на набережной перед обедом.
— И когда же это случится? — спросил я.
— Должно было в сентябре, но час назад пришла депеша, направляющая наш полк в форт Президио в Сан-Франциско. Мы выезжаем завтра в полдень. Завтра, — повторил он, — Только подумай, Хилдред, завтра я стану счастливейшим человеком из всех, когда-либо живших в этом прекрасном мире, потому что Констанс поедет со мной!
Я протянул ему руку поздравляя, и он схватил её и пожал как самый добродушный дурак, каким он и был — или хотел казаться.
— Мне дадут собственный эскадрон в качестве свадебного подарка, — без умолку продолжал трещать он. — «Капитан и миссис Луис Кастайн», а, Хилдред?
Затем он рассказал мне, где будет проходить церемония и кто где должен будет находиться, и заставил пообещать прийти и быть его шафером. Я сжал зубы и слушал эту мальчишескую болтовню, стараясь не выдать своих истинных чувств, но...
Моё терпение уже подходило к концу, так что когда Луис вскочил и, звякнув шпорами, заявил, что ему пора уходить, я не стал его задерживать.
— Я хочу попросить тебя об одном одолжении, — добавил я спокойно.
— Выкладывай, — рассмеялся он.