От Арки до улицы Ренна больше получаса езды, особенно если кэб тащит усталая лошадь, весь день развозившая гуляющих.
Прежде чем я вошел под сень драконьих крыльев, прошло достаточно времени, чтобы еще не единожды повстречать моего врага, но я ни разу не увидел его. Теперь же мое убежище было совсем рядом.
Перед широким проемом ворот собралась небольшая группка играющей детворы, наш консьерж и его жена прогуливались среди них со своим черным пуделем, следя за порядком. Несколько пар кружили по боковой дорожке. Я ответил на их приветствия и поспешил внутрь.
Все обитатели двора высыпали на улицу, так что двор оказался пустым, освещенным несколькими высоко закрепленными светильниками, в которых тускло горел газ.
Моя квартирка располагалась на верхнем этаже дома на полпути к другому концу двора, к ней вела лестница, выходившая прямо на улицу, всего несколько пролетов. Я поставил ногу на порог открытой двери, старые добрые осыпающиеся ступени, ведущие к отдыху и убежищу, встали передо мной. Обернувшись вправо через плечо, я увидел его, в десяти шагах позади меня. Должно быть, он вошел следом за мной.
Он приближался не медленно, не торопливо, но неотвратимо, прямо ко мне. И теперь он смотрел на меня. Впервые после того, как наши взгляды пересеклись в церкви, они встретились вновь, и я понял, что время настало.
Обернувшись к нему, я начал пятиться в глубь двора. Я надеялся сбежать через выход на улицу Дракона. Его глаза сказали, что это мне ни за что не удастся.
Казалось, прошли годы за то время, что мы шли, я — пятясь, он — наступая, через двор, в абсолютной тишине; но наконец я почувствовал холод арочного проема, и следующий шаг привел меня под его сень. Я предполагал развернуться здесь и броситься на улицу. Но тень арки дохнула могильным холодом. Громадные ворота на улицу Дракона были закрыты, о чем прежде сказал мрак, окруживший меня, а в следующее мгновение — торжество на его лице, мерцавшем во тьме, все приближавшимся! Глубокий проем, запертые ворота, их холодные железные запоры — все было на стороне моего врага. Гибель, которой он грозил, пришла. Собираясь во тьме, наступая на меня из бездонных теней, она готовилась поразить меня через его нечеловеческие глаза. Без всякой надежды, я прижался к закрытым воротам, готовясь противостоять ему.
* * *Раздался скрежет стульев по каменному полу и шорох, когда прихожане начали подниматься. Я услышал звон копья гвардейца, сопровождавшего монсеньора Ц*** к ризнице.
Коленопреклоненные монахини очнулись от благочестивой задумчивости, поклонились алтарю и пошли прочь. Моя соседка также поднялась с грациозной осторожностью. Уходя, она взглянула на меня с осуждением.
Едва не погибнув, — так, по крайней мере, мне мнилось, — а теперь каждой клеточкой своего тела воспрянув к жизни, я сидел среди неторопливо двигавшейся толпы, затем тоже поднялся и пошел к дверям.
Я проспал проповедь. Проспал ли? Я посмотрел наверх и увидел органиста идущим по галерее к своему месту. Я видел только его спину; изгиб его тонкой руки в черном рукаве напомнил один из тех дьявольских, безымянных инструментов, что лежат в заброшенных пыточных камерах средневековых замков.
Но я скрылся от него, хоть его глаза и говорили, что это невозможно. Скрылся ли? Тайна, давшая ему власть надо мной, восстала из небытия, где я надеялся похоронить ее. Ибо теперь я узнал его. Смерть и пребывание в ужасающем обиталище заблудших душ, куда моя слабость давным-давно отправила его, изменили его внешность, сделав ее неузнаваемой для прочих — но не для меня. Я узнал его почти тотчас же и ни секунды не сомневался, зачем он пришел и что готовился совершить. И теперь я понимал, что в то время как тело мое оставалось в гостеприимной маленькой церкви, он гнался за моей душой во дворе Дракона.
Я приблизился к двери, и тут орган надо мной взорвался трубным ревом. Ослепляющий свет наполнил церковь, скрывая алтарь от моего взора. Люди пропали, арки, купол крыши — исчезли. Я поднял обожженные глаза к этому непереносимому свету и увидел черные звезды, сияющие в небесах, сырое дыхание озера Хали коснулось моего лица.
И вдалеке, за лигами колеблющихся волнами облаков я увидел разбрасывающую лучи луну, а на ее фоне — башни Каркозы.
Смерть и ужасное обиталище заблудших душ, куда моя слабость давным-давно отправила его, изменили его облик для всех прочих, но не для меня. И теперь я слышал его голос, поднимающийся, нарастающий, грохочущий в сияющем свете, и я чувствовал, как это сияние все усиливается, проливаясь на меня огненными волнами. И, потонув в нем, я услышал, как Король в Желтом шепчет моей душе: «Страшно впасть в руки Бога живаго![11]»