Перевязанное раненое плечо Мелая было скрыто под несколькими слоями одежды, а рука покоилась на подлокотнике. Рана, похоже, тревожила, царь двигался аккуратно, избегая боли, но при этом держался демонстративно уверенно, словно ещё вчера его не пыталась пристрелить собственная дочь.
– Хорошо, что он и внешне похож на отца, – добавил Пелий.
– Соглашусь. Глаза Раздора у главы Клана стали бы дурным знаком, – с неприкрытым пренебрежением добавил Хел.
Я скосил на него взгляд, припомнив даория Клана Воды, которого притащил из Санкт-Данама для суда. Точнее, прикатил в специальном медицинском кресле. После общения с Элионом и Каем ходить он не мог. Ему в целом повезло, что его мозги остались в черепной коробке, потому что Кассия под воздействием наркотика методично пыталась расколоть его башку об пол как орех.
Пойманный нами представитель Клана Воды не горел желанием признаваться в содеянном, но Элион не брезглив, и руки запачкать не против, поэтому я благоразумно позволил ему вытрясти всю нужную информацию. Придурок из Клана Воды был из тех, кто ненавидит палагейцев и решил испортить их репутацию в Санкт-Данаме. Он почти преуспел. Среди людей есть радикально настроенные группы, в основном фанатики, способные устроить перестрелки и теракты в районе палагейцев. В книгах по истории говорится, что такие стычки случались и до моего рождения. В этот раз нам едва удалось избежать критических последствий, и идиоту повезло, что я не дал Элиону вернуть парня в Даорию по частям.
Клан Воды обещал вынести строгое наказание за подрыв мирной жизни, но на все мои обвинения не забывали напоминать, что безумие людей вызвано кровью палагейцев, и соответственно, вторая сторона тоже не без греха. Я спорил с представителями из Клана Воды до хрипа, но мне не осталось ничего иного, кроме как оставить суд на их усмотрение. Возможно, мой нынешний титул достаточно высок, чтобы в кратчайший срок получить результат расследования и вердикт с наказанием.
– В любом случае отсутствия внешних признаков палагейской крови ещё недостаточно, чтобы остальные приняли его в качестве надлежащего преемника, – напомнил Пелий, а я всё стоял как истукан.
Иногда хотелось встрять, но я напоминал себе условия Мелая. У царя вспыльчивый характер. Я не переживал за свою жизнь, но он знает о моих приёмных родителях и теперь осведомлён о близнецах.
Главы Кланов продолжали перебрасываться замечаниями о моей крови, родословной, воспитании, внешности и шансах стать «достойным» главой Совета пяти царей. Их не интересовало моё мнение, а обсуждение в подобном ключе они могли провести и без моего присутствия. И всё же цари делали это на глазах у Мелая. Но отец не выглядел оскорблённым, даже когда Хел упомянул брошенный университет. Я не тешил себя мыслью, что они пропустят хоть малейшую ошибку, за которую можно уцепиться. Если уж родной отец не жаждал вступаться, то остальным царям моё неустойчивое положение было только на руку.
Я люблю читать. Изучил политику, риторику, экономику и прочие дисциплины по книгам. Просто посещение университета, где были другие даории, давалось мне тяжело. Я никогда не мог влиться ни в одну компанию. Лисандр и Трой стали исключением.
Я плотнее сжал губы, вспомнив, как легко сошёлся с Декланом и Авилой. Интересно. Это тоже отцу известно? Я бросил мимолётный взгляд на Мелая, который глядел прямо на меня. Смотрел пристально, словно читал каждую мою мысль.
– Вот он! Наше дитя! – мелодичный голос заставил всех умолкнуть.
Цари так увлеклись препирательством, а я – своими размышлениями, что мы не сразу заметили раскрывшуюся дверь в глубине зала. Мойры, несмотря на траурные чёрные одежды, двигались изящно, их сандалии едва касались пола, они будто плыли в воздухе. Я был покорён их красотой и гармоничным гулом. Их могущество не заставляло кожу покрываться мурашками, а окутывало и касалось подобно ласковым пальцам любовницы. Я сглотнул и невольно отступил. Хотелось им поклониться, но не от страха, а из любви и благоговения. Разум затуманился, и я несколько раз тряхнул головой, стараясь избавиться от сладкого дурмана.
Только мне показалось, что я свободен, как самая старшая из сестёр обхватила ладонями моё лицо, словно любящая мать. Атропос. Неотвратимый конец. В трауре она распустила русые волосы и казалась моложе в своём горе. Я медленно задыхался из-за исходящей от неё любови, не в силах двинуться или вдохнуть. Её взгляд парализовал, лишал каких-либо мыслей. Я ощущал себя, как до смерти замёрзший в согревающих лучах солнца.