– Да, – буквально заскрежетав зубами произнёс великий князь, – Он тоже в курсе событий.
– Понятно. И мы вас больше не задерживаем, ваше высокопревосходительство, – согласился царь, про себя подумав, что никогда их больше в Россию не пустит, отметив, что уж как-то быстро и практически одновременно умерли его дяди Володя и Алексей, и махнул рукой, отпуская высокого князя, чтобы тут же добавить, обращаясь уже к британскому послу, – А вас, господин посол, мы попросим остаться. Но одну минуточку, господин посол, нам только окажут помощь.
С этими словами император обернулся, к всё так и стоявшему, у него за спиной, с саблей наголо гвардейцу. И посмотрев на того, произнёс:
– Ты братец всё, закончил?
– Да, ваше величество, – гаркнул артиллерист, снова вытянувшись по стойке смирно.
– Ну тогда останови кровь, – поёжился от озноба Николай, – И поспеши.
– Это мы быстро, это мы за раз, – артиллерист стал скидывать с себя шинель и мундир, – У меня рубаха чистая, только сегодня надел.
Царь кивнул и тоже стал освобождаться от пальто, чтобы остаться в мундире. И тут его взгляд остановился на стоявшей на лафете его фляги. И скинув пальто, Николай взял флягу, несколько раз тряхнул ею возле уха и, расслышав нужный ему звуки, открыл флягу, и плесканул себе на рану. Потом сделал пару глотков, и сказал Гондареву, который уже рвал на полосы свою рубаху:
– Подставляй, братец, руки.
После чего император плесканул тому на руки коньяк. И услышав горестный стон фейерверкера, произнёс, протягивая тому флягу:
– На, допей. И что бы руки больше не дрожали.
И царь, опустившись на лафет орудия, поднял свою саблю, одним движением вогнав её в ножны и обращаясь к Гардингу сказал:
– Ну вот и ваша очередь господин посол. Скажу честно, ваше присутствие, вблизи церемонии, нас сразу же премного удивила. Как-то до этого ни вы, ни ваши предшественники к этому мероприятию интереса не проявляли. А зная, что мой дядя большой англофил…
Но закончить император не успел. Возле него остановилась карета, из которой тут же буквально выпрыгнула императрица, только и успевшая произнести: "Ники", как увидев окровавленного мужа, тут же рухнула без чувств. Будучи подхваченная на руки одним из младших морских офицеров. Николай только вздохнул и крикнул:
– Перо, бумагу! – и обращаясь к послу Британии добавил, – Приношу вам, господин посол, свои извинения, семейные проблемы. И вам, господин посол, будет дополнительно объявлено об аудиенции. А пока я хочу написать письмо своему царственному брату Георгу. Попрошу немедленно его доставить к моему царственному брату и вашему королю.
И, обернувшись, Николай увидел, что и перо, и бумагу, ему уже доставили. И посмотрев на писаря батареи, с пером и бумагой в руках, царь спросил:
– А чернила?
– Нет их, ваше величество, замёрзли. Как есть замёрзли, – по-уставному пуча глаза ответил писарь.
– Да что бы вас, ну и бардак у меня в гвардии, на фронт вас надо, – только и произнёс Николай и обращаясь к Гондареву произнёс:
– Разбинтовывай, братец! Кровью своей царственному брату Эдварду писать будем! А то у этих, так называемых гвардейцев, не только чернила, а ещё и императрица на снегу так беззащитно мёрзнет.
И обмакнув перо, в свою кровь, русский царь вывел на листе бумаги: "Дорогой брат, Эдвард, кому-то за это придётся заплатить. И хорошо заплатить. Твой брат, Ники". Потом отдав письмо писарю, уточнив, что бы тот его запечатал сургучом, Николай посмотрел в сторону жены, которую никак не могли привести в чувство. Пока Гондарев, стал забинтовывать его по новой. Покрутил в руках окровавленное перо, а потом поджог его от лучины, которой писарь растапливал брусок сургуча. И затушив пламя, поднёс ещё дымящееся перо к носу императрицы. Заставив ту вздрогнуть и открыть глаза, произнеся при этом:
– Молчи. И едем во дворец, пока я ещё в силах стоять. А то тут всем буквально не терпится увидеть, как рухнет их государь.
Тут к царю подскочил писарь, который запечатал письмо сургучом, и Николай, за неимением печати сделал на сургуче оттиск своего большого пальца. И протянул письмо Гардингу.