— Прошу, Сергей Сергеевич! — послышался ровный и свежий голос Кузьмина.
Я вошел. Кузьмин сидел за маленьким столиком под круглым окошечком кубрика, спокойно-внимательно, как и утром, смотрел на меня своими серыми глазами. Только на худом лице его будто сильнее выпирали крепкие желваки…
— Садитесь, пожалуйста, — сказал он.
На койках Кати и Саньки белья не было, бросались в глаза голые полосатые матрасы. Я сел на табуретку рядом с Кузьминым, закурил. Отметил, что на одной из коек лежат зеркало, духи, пудра и гребенки, которые обычно были на столике. На нем сейчас — тоненькая папка Кузьмина, ручка, листы чистой бумаги…
— Устали? — негромко спросил он меня.
— Обычно.
— Да-а… Расскажите, Сергей Сергеевич, в двух словах о себе.
— Учился в школе, потом служил в армии, теперь пятый год работаю крановщиком, учусь в институте, студент-заочник, перешел на пятый курс…
— Прохорова давно и хорошо знали?
— Давно и хорошо, все эти четыре года вместе, на одном кране.
— Что он был за человек?
— Хороший человек! Настоящий.
— Он ведь был в заключении?..
— Оступился по молодости. Но тюрьма в данном случае точно выполнила свое назначение.
— Простите?..
— Она должна наказывать преступников и воспитывать, исправлять просто оступившегося человека.
Кузьмин, отложив ручку, стал медленно закуривать, я вдруг увидел, что он тоже устал.
— Ваш отец секретарь горкома?.. — и он назвал город, расположенный в тысяче километров вверх по реке.
— Да.
— А мать, кажется, давно умерла?.. И отец больше не женился, вы так вдвоем с ним и живете?
— Да.
— Можно себе представить, сколько оставалось времени у секретаря горкома для воспитания сына.
— Для нас с отцом достаточно.
— Простите?..
— Он умеет говорить, а я умею слушать и запоминать.
— Почему ваша судьба сложилась именно так?..
— Простите?.. — Я невольно перенял его тон.
Мы помолчали, докурили, загасили окурки в пепельнице. Она была полной, я взял пепельницу, выбросил окурки в ведро, снова поставил ее на стол.
— Спасибо, — сухо поблагодарил Кузьмин.
— Пожалуйста.
Кузьмин посмотрел мне в глаза:
— Как вы относитесь к Екатерине Александровне Соколовой?
— Я люблю ее.
— Она знает об этом?
— Прямо я ей не говорил…
— А она вас любит?
— Нет. Простите, можно мне задать вопрос?
— Сделайте одолжение.
— Вы женаты?
— Да. — Кузьмин по-мальчишески широко и весело улыбнулся.
Кран работал почти нормально, гудков самосвалов с берега не было слышно… Не забыть бы про ленту тормоза…
— Не мог Прохоров встретить здесь кого-нибудь из знакомых по месту отбывания срока? — без всякого перехода спросил Кузьмин.
— Вполне мог. На строительство комбината люди съехались со всех концов. Игнат, как и все мы, уходил иногда в поселок, человек он был общительный… Но я убежден, что возврат к прошлому для него был невозможен!
Кузьмин кивнул. Я видел, что он быстро записывает мои ответы и получается это у него почти незаметно.
— У нас с Игнатом были такие отношения, что он наверняка сказал бы мне, если бы встретил кого-нибудь из прежних своих дружков.
Долгое молчание, пристальный взгляд Кузьмина:
— Игнат знал, что вы любите Катю?
— Да. Но это не мешало нам дружить. Разумеется, мне трудно подтвердить это фактами… Но есть люди, которые знали нас с Игнатом…
Кузьмин продолжал писать быстро и аккуратно.
Только сейчас я заметил, что разговор между Кузьминым и мною идет так, будто оба мы уверены: Игнат не просто сорвался с трапа, что может случиться с каждым, а кто-то преднамеренно погубил его!..
Ну, я-то и раньше был уверен в этом, а Кузьмин? Ведь если я не скажу ему о свисавшем с берега трапе, — а это видел я один, — ничего другого, кроме предположения о собственной неосторожности Игната, у Кузьмина не останется… Или, может, просто такова методика расследования: приходится предполагать худшее, а затем, постепенно, исключать одну за другой возможности этого худшего…
Я все-таки решил рассказать ему про мелькнувшую мальчишескую фигуру у трапа на берегу, о свисавшем с берега и потом закрепленном трапе.
— Вот за это — спасибо вам, Сергей Сергеевич! — Кузьмин раскрыл свою тонкую папку, достал листы бумаги, долго и тщательно записывал мои слова.
Потом он показал мне записанное. Я прочитал, попросил вставить, что одна из растяжек трапа была закреплена за костыль на бревне обычным, а не морским узлом. Он снова поблагодарил меня, записал и это.