Благодаря тревожной сирене, все еще звучавшей в пещере, клингоны сумели проделать путь в системе туннелей пещеры оставшись не обнаруженными ромуланцами. Подняв взгляд, Гарровик увидел, что Трэл, Шрамолиций и другой ромуланец попали в беспощадный прекрестный огонь, потому что клингоны стреляли в них с нескольких направлений. Казалось, что время замедлилось, пока неумолимый заградительный огонь дисрапторов рассекал троих мятежников.
И так же быстро как и началось, эта разрушительная атака закончилась; все это заняло всего несколько секунд от начала до конца, и оставило Гарровика с открытым ртом смотреть на то, что осталось от ромуланцев. Смотреть было не на что. Подтащив себя в коленопреклоненную позицию, Гарровик увидел, как Сидни и Ра Мхвлови выходят из-за вагончиков, которые они использовали в качестве прикрытия. Перекрестным огнем никого из них не задело. Оба офицера держали руки подальше от тел, чтобы показать, что они не вооружены, когда со стороны туннелей и проходов в пещеру хлынули охранники клингоны.
Сирена прекратила завывать, когда Гарровик заметил Коракса, идущего во главе группы охранников со стороны главного туннеля. Начальник лагеря жестикулировал обеими руками, рассылая подчиненных во всех направлениях, когда клингоны начали брать ситуацию под контроль. Первый офицер «Гагарина» заметил, что Коракс вместе с небольшой командой охранников быстрым шагом направляется к нему.
Гарровик при приближении Коракса поднялся. Когда клингон остановился перед заключенным, его лицо было непроницаемо. Человек ожидал какого-то рода разгневанной реакции на восстание, которое прервало производство, а также погубило много его солдат и заключенных. Вместо этого он повернулся к четырем клингонам, которые его сопровождали.
– Доставьте Могла к хирургу.
Когда охранники двинулись, чтобы исполнить его приказ, Коракс переключил внимание на Гарровика, изучая человека так, словно мысленно взвешивая события нескольких последних минут.
– Вы пришли ему на помощь, – сказал он наконец, кивком головы указывая на Могла, когда раненного охранника проносили мимо. – Ваши спутники тоже с их отвлекающей тактикой. Вы навлекали на себя верную смерть ради клингона. Почему?
– Назовем это самосохранением, коммандер, – ответил Гарровик. – Я не хотел, чтобы ваши охранники войдя сюда с оружием наготове перестреляли всех и каждого, чтобы найти тех, кто начал эти беспорядки.
Коракс покачал головой.
– Я хорошо знаю людей. У вас всегда присутствует эта ненасытная потребность помогать другим, даже если это ваш враг и независимо от обстоятельств. Надеюсь вы понимаете, что это слабость, которая однажды вас уничтожит.
– Верьте во что хотите, – сказал Гарровик. – Возможно мне стоило позволить им убить его, или может быть я должен был присоединиться к их попытке побега. – Он указал на лежавшее позади него тело Роберта Кавагучи. – Но они убили одного из моих людей, к тому же Могла оказался более гуманен к нам, людям, чем мы имели право ожидать от клингона. Поэтому я помог ему. И потом, если мне предстояло умереть во время тюремного мятежа, я предпочел бы сделать это руководя им.
Коракс улыбнулся; его уважение к людям только что возросло.
– Возможно у вашего вида есть надежда, человек, если большинство из ваших соотечественников будут думать как вы.
Гарровик вспомнил свой разговор с Сидни Эллиот и Могла. Клингон казался искренним в своей вере, что понятия чести и доблести, так долго игнорируемые, снова начинают утверждаться в пределах Империи. Чтобы победить в таком крестовом походе нужны были люди вроде Могла, указывающие путь остальным. Гарровик посмотрел Кораксу в глаза.
– Если большинство клингонов думают как Могла, для вас тоже есть надежда.
Глава 22
Этот был редкий случай, когда Спок мог увидеть «Энтерпрайз», парящий в пространстве, и наблюдательный порт офицерской комнаты отдыха Звездной Базы 49 дал ему такую неограниченную возможность. Без эффектов компьютерного изображения многие части корабля скрывала тень, и только часть его корпуса освещалась его собственными бегущими огнями или иллюминацией, отбрасываемой самой Звездной Базой.
Глядя сквозь толстые плексистайловые окна корабля он смог оценить олицетворяемое им эффективное сочетание формы и функции. Хотя Спок служил на борту «Энтерпрайза» – А и его предшественников на протяжении последних тридцати пяти лет, сами корабли для него были не больше, чем сумма своих составляющих частей. Логически не было другого способа оценивать звездолеты. Однако его человеческие черты, вкупе с десятилетиями, проведенными в жизни и работе среди людей, давали ему иную перспективу.
За все эти годы он подметил, что путешествия в космосе, какими бы обычными они ни были в эти дни, все еще представляли для многих людей романтическое очарование, и корабли, на которых они путешествовали, становились им домом. Нечто большее чем простой способ транспортировки, корабль был тем местом, где они чувствовали себя комфортно и защищено. Это было место, где они работали, жили, любили, а в неудачных случаях, и умирали.
Для других связь с кораблем, казалось, существовала на другом уровне связь, которая могла соперничать даже с самыми страстными взаимоотношениями. Спок наблюдал это странное поведение у нескольких людей, и у одного особенного.
Хотя он никогда не признался бы в этом доктору Маккою, Спок понимал эмоциональную связь, которая соединяла Джеймса Кирка с кораблем, дрейфующем в пространстве перед ним. Но даже если логика и могла допустить такую связь с каким-либо объектом, она не оправдывала того, что Кирк питал такую же привязанность к этому «Энтерпрайзу», который фактически был ни чем иным как заменой. Его предшественник, звездолет которым командовал Кирк, исторический, и возможно легендарный, теперь стал всего лишь воспоминанием.
Атомы первого «Энтерпрайза» были рассеяны по космосу вместе с атомами уже разрушенной планеты Генезис. Кирк приказал уничтожить корабль, который честно служил ему столько лет, лишь бы не позволить ему попасть в руки врага. Логика говорила Споку, что такое действие было правильным при том положении дел. В конце концов Кирк не позволил секретным технологиям Звездного флота оказать захваченными и использованными клингонами. Чиновникам Федерации ничего не оставалось кроме как согласиться.
Но благодаря своим отношениям с Джеймсом Кирком Спок знал, что это решение было для его друга весьма болезненным. Для Кирка «Энтерпрайз» всегда был чем-то большим нежели простым космическим кораблем. Он был воплощением всего, что он хотел. Воплощением свободы и приключений, а не власти и престижа, насколько знал Спок, хотя критики Кирка могли думать иначе.
Однако теперь тот корабль ушел, и все что от него осталось теперь стало историей, которую он помог создать. Теперь Спок разглядывал наследие, которое оставил звездолет. Хотя рациональность подсказывала Споку, что это совершенно новый корабль, он знал, что Кирк думает иначе. Если Кирку было удобнее верить в то, что в этом новом воплощении жила какая-то частичка прежнего «Энтерпрайза», тогда Спок бросит вызов всей логике и будет рад безмолвно поддержать своего друга.
– Великолепный вид.
Звук голоса Толадала заставил Спока понять, насколько он был поглощен своим созерцанием «Энтерпрайза». На него было непохоже так сосредотачиваться на чем-то, что он мог не обратить внимание на чье-либо приближение, особенно клингона такого размера, как помощник посла Калджага. На краткий миг он подумал, что действительно понял мощь влечения звездолета, и сделал мысленное примечание обсудить это странное притяжение с капитаном Кирком.