Кузнецова Дарья Андреевна
Во имя Долга
Часть 1. Пленница.
Мы не знали друг друга до этого лета,
мы мотались по свету, земле и воде.
И совершенно случайно мы взяли билеты
на соседние кресла на большой высоте.
"Сплин", "Моё сердце".
Рури- Р ааш, пока известная как Евгения Горохова
- Привет, мышь! - возглас на пороге заставил меня вздрогнуть и вскинуться. - А что это ты делаешь в моём кабинете?
- Корреспонденцию принесли на подпись, - я изобразила вымученную виноватую улыбку. - Семён Дмитриевич, зачем вы так подкрадываетесь, у меня чуть сердце не остановилось!
- Я не подкрадываюсь, просто мышь -- существо трусливое, - ухмыльнулся мужчина, плотоядно меня разглядывая и едва не облизываясь. Под этим взглядом я занервничала ещё сильнее.
- Ну, я пойду? - смущённо предложила я, с надеждой косясь на выход.
- Ну, пойди, - разрешил он и наконец-то перестал перегораживать плечами узкий проход, позволяя мне шмыгнуть наружу, к своему рабочему месту. Удалось даже исхитриться и проскользнуть, не касаясь его мундира.
Кто бы знал, как мне всё это надоело. Семь лет! И это не считая пяти лет подготовки; больше половины жизни. Изо дня в день, год за годом переступать через себя, прикидываться вот этой проклятой "мышью", общаться с этим... ничтожеством!
Но -- ничего не попишешь, это важная и нужная работа, которую кто-то должен выполнять. В принципе, я уже давно привыкла, смирилась и, честно говоря, устроилась здесь довольно неплохо. А нюансы характера начальника -- мелочи, от которых никто не застрахован. Да и не они портили мне сейчас настроение, заставляли дёргаться и нервничать.
Последние пару дней меня настойчиво преследовало ощущение пристального взгляда в спину. Своему чутью я привыкла доверять, и это означало только одно: пора уходить как можно скорее. Желательно сделать это сегодня же ночью, запросив эвакуацию в очередной сеанс связи, запланированный на четверть первого по станционному времени. Я уже и так неплохо попользовалась безалаберностью и ленью своего прямого начальника, пора и честь знать.
Этот самый начальник был одновременно моим проклятьем и самой большой удачей.
Какое отвращение он у меня вызывал, не передать словами. Как, ну как можно быть... таким? Я понимаю, на детях гениев природа отдыхает, но как у такого великолепного профессионала, как генерал Зуев, мог вырасти такой бездарный сын? Более того, я и в генерале разочаровалась: опуститься до того, чтобы хлопотать о тёплом местечке для этого кретина!
Семён Зуев был воплощением всего того, что я терпеть не могла в людях и в мужчинах в частности. Твердолобый, упрямый, безответственный, самоуверенный до тошноты, бабник, да ещё совершенно не способен держать язык на привязи. А как раздражали его потуги к остроумию, обычно сводившиеся к грубым вульгарным шуткам "ниже пояса"! И всё это только осложнялось великолепным экстерьером, добавлявшим мужчине гордости за себя, любимого.
При этом, что особенно злило, пах он именно сильным и опасным мужчиной; приятно пах, в общем. Но то были голые инстинкты, им не объяснишь, что помимо физической силы и уверенности в себе от самца требуются некоторые другие полезные качества. И этим самым инстинктам майор Зуев очень нравился, и это тоже раздражало, и тоже помогало в работе: дополняло портрет скромной блеклой девочки, смущающейся от каждого откровенного взгляда.
С профессиональной точки зрения от такого характера начальника я только выигрывала. Через его руки проходила уйма полезной и важной информации, к которым я имела свободный доступ. Но как можно быть таким ничтожеством, и рваться при этом на такое ответственное место?! Вот же... позор всего человечества! Скорее бы оказаться от него подальше.
Весь день я провела в тревоге. Она заметно сгущалась и заставляла меня то и дело нервно озираться и кусать ногти, хотя на первый взгляд ничто не предвещало проблем. Рабочий день шёл как обычно; Зуев куда-то звонил, что-то читал, с кем-то общался, слонялся по кабинету. В общем, изображал бурную деятельность. Потом куда-то убежал, даже не закрыв за собой дверь, и вернулся часа через два, с довольным видом обнимая Хелен, девочку из картотеки: глупенькую, но очень красивую блондинку с умопомрачительной фигурой. Бросил мне на стол корреспонденцию к отправке и, вдруг остановившись на пороге кабинета, обернулся, как будто что-то вспомнив.
- И вот ещё, после конца дня не уходи, у меня к тебе... дело будет, - многообещающе улыбнулся он.
- Какого характера? - осторожно уточнила я, стараясь не смотреть в сторону жеманно хихикающей особы, без всякого стеснения пытающейся залезть ладошкой в брюки мужчины.
- Профессионального, - улыбка стала довольно-ехидной: той самой, которая бесила меня больше всего. - У нас тут все дела профессионального характера, - мечтательно добавил мужчина, с удовольствием прижимая красотку к себе. - Меня на два часа ни для кого нет! - сообщил он и, втолкнув спутницу в помещение, закрыл за собой дверь, замкнув все контуры защиты.
Хелен выплыла из кабинета заместителя начальника станции часа через два с половиной, лучащаяся сытым довольством и распространяющая вокруг себя характерные запахи, не оставляющие сомнений в том, чем эти двое занимались за закрытыми дверями. Томная, немного помятая и взъерошенная, она вызвала у меня замешанное на зависти отвращение.
Завидовала я ей не из-за Зуева, а из-за вот этой спокойной сытости и вальяжности. Как хорошо -- жить в своё удовольствие и именно так, как тебе того хочется. Я и начальнику своему в этой связи завидовала не меньше: у него было всё, и для этого не надо было прикладывать никаких усилий.
У них у всех это было. Хорошо жить, когда не приходится выживать.
Мрачные мысли копошились в сознании где-то глубоко, на дне, не оформленные в слова и тщательно прикрытые другими заботами. Не только говорить, но и громко думать опасно. Мало ли, кто что подслушает?
Где-то через полчаса после ухода Хелен из кабинета вышел его хозяин. Благодушный, лоснящийся, довольный, с совершенным телом и обаятельной улыбкой. Мозгов бы ему, ну хоть немного, и был бы достойный восхищения мужчина! Лучше бы он их от отца унаследовал, а не внешность...
- Ну что, мышь, пришёл твой час, - радостно ухмыльнулся он, присаживаясь на край моего стола в опасной близости от меня. Очень хотелось съязвить что-нибудь на тему переоценки способностей и неприятия мной объедков, но пришлось смущённо отодвинуться и пролепетать:
- О чём вы, Семён Дмитриевич?
- Говорил же, вечером ты мне понадобишься для важного дела, - всё с тем же довольным видом сообщил он. - Пойдём, пойдём, а то я тебя на руках понесу. Мне не трудно, но ты чего доброго ещё в обморок от стыда грохнешься; оно мне надо, тебя в порядок приводить? И мне не надо, и тебе не надо, поэтому пойдём по-хорошему.
- Куда? - робко поинтересовалась я, судорожно прибирая на столе и нервно оправляя форму.
- Трахаться! - радостно сообщил он и заржал. Стало совсем противно, но я поспешно смутилась и возмущённо выдохнула:
- Семён Дмитриевич, как вы...
- Шучу, охота мне с тобой нервы тратить, - скривился мужчина. - Говорю же, важное дело есть, мне потребуется твоя помощь в одном вопросе. Всё, закончила копошиться? Отлично, пойдём.
И мы двинулись по коридору. Я торопливо, едва поспевая, семенила за широким шагом высокого мужчины и чувствовала, как внутри поднимается какой-то неоформленный, но яростный протест против... всего на свете. Это было похоже на готовящийся взрыв, в который должно было вылиться копившееся двое суток напряжение. Протест против вальяжно-сытой Федерации, против надоевшей тусклой маски, против необходимости каждую секунду контролировать своё поведение, а в особенности - против моего нынешнего спутника.