В какой-то момент прервав поцелуй, он слегка приподнялся, глядя на меня смеющимися глазами, отчего я сразу заподозрила подвох и заранее испытала огромное желание его стукнуть. И с ироничной улыбкой проговорил:
- А теперь самое интересное! Рассказывай, зверушка, как тебя надо раздевать?
Не удержавшись, я фыркнула от смеха, уже совершенно не обижаясь на эту "зверушку", и задиристо ответила:
- Догадайся, зоофил несчастный!
Мне стало удивительно легко, хорошо и весело, как будто в моей жизни и во всём мире заодно не осталось больше никаких проблем. Хотелось хулиганить, делать глупости и, самое главное, непрерывно целовать этого невыносимого и такого невероятного мужчину.
- Красавица моя, ты сама понимаешь, что предлагаешь? - улыбка превратилась в многообещающую ухмылку. - Ты рискуешь остаться вообще без одежды, имей в виду.
- Хм! Ты, конечно, можешь попробовать разорвать эту ткань, но она очень прочная, - весело сообщила я. Он поначалу не поверил, и безуспешно проверил шицу на разрыв, подарив мне повод для насмешек.
Правда, злорадствовала я недолго. В процессе эксперимента Зуев обнаружил, что в обычном понимании одеждой надетое на мне не является, и состоит из не скреплённых между собой слоёв ткани. За сменой выражений на лице мужчины я наблюдала сначала с удовольствием, а потом уже с настороженностью. Потому что сначала там отразилась растерянность, удивление, понимание, веселье, интерес, а вот потом всё это сменилось хищным предвкушением.
- Знаешь, я сначала хотел пошутить, что твой наряд мне не нравится, потому что похож на обмотки мумии. Но сейчас, кажется, понял, насколько это... удобно, - тихим чуть хриплым шёпотом проговорил он мне на ухо, аккуратно запуская ладонь между слоями ткани и сжимая мою грудь. - Готов биться об заклад, этот наряд придумал мужчина. На сторонний взгляд ты как будто полностью и совершенно прилично одета. Но если знать этот маленький секрет, оказывается, что ты практически обнажена, и в любой момент можно коснуться тебя там, где захочется, - в это время его пальцы наглядно иллюстрировали мне эти слова, с каждым разом всё легче и уверенней находя путь между слоями шицы к моей коже в самых неожиданных местах. И это было удивительное ощущение. - Ты не представляешь, насколько это возбуждает! Надевай его для меня почаще, - попросил он, отчётливо выделив голосом "для меня". От прозвучавшего в этих словах обещания по спине пробежала дрожь, стало трудно дышать, а сердце отчаянно пустилось вскачь. Я повернула голову, пытаясь заглянуть ему в глаза, желая и смертельно боясь поверить, что мне не почудилось, что я поняла всё правильно, что он действительно сказал именно то, что я услышала.
Землянин смотрел на меня внимательно, пристально, жадно, как будто ловил каждое движение. Я не сумела понять выражение его лица, но почему-то щекам стало горячо. Поспешно отводя взгляд, я смущённо пробормотала:
- Это просто охотничий наряд, и ты, по-моему, первый, кто углядел в нём что-то такое.
- Вот как? - хмыкнул мужчина. - Тогда я могу им только посочувствовать, потому что они очень многое потеряли в жизни.
- Кому -- им? - уточнила я.
- Тем, кто видел в этих одеждах только охотничий костюм, - тихо засмеялся он, покрывая лёгкими поцелуями мою шею.
- А почему "им"? Меня тоже можно туда отнести.
- А тебе я с большим удовольствием покажу всё на практическом примере, - многозначительно пообещал он и поцеловал меня, прекращая разговор.
В чём Зуева точно нельзя было обвинить, так это в неумении держать слово. Действительно, показал. Вдумчиво, неторопливо, с комментариями, от которых у меня, кажется, краснели даже уши. Боюсь только, после этой демонстрации я никогда не смогу смотреть на традиционный наряд своей родины как на одежду, а буду каждый раз ощущать на коже прикосновения пальцев и губ мужчины и слышать его жаркий хриплый шёпот, рисующий перед воображением такие картины, которые даже с учётом более свободной, чем земная, морали Рунара казались крайне неприличными.
А за обещанной демонстрацией, когда мы оба немного отдышались, последовало ещё одно открытие. Оказалось, что снятие шицы тоже может быть очень долгим, увлекательным, чувственным и эротичным процессом.
- Знаешь, ваша мораль всегда казалась мне довольно лицемерной, - пробормотала я, когда мы оба, уже обнажённые, лежали в кровати, и моя голова удобно устроилась на плече мужчины. - И удивляло, как вполне естественный и нормальный процесс можно считать неприличным. Теперь понимаю, что именно в ваших традициях считается неприличным и называется развратом.
В ответ на это мужчина засмеялся, чуть сильнее прижав меня к себе.
- Боюсь, я тебя разочарую, но в наших традициях развратом считаются немного другие вещи, а это -- так, скромные тихие игры, - ошарашил меня он.
- Скромные? - недоверчиво переспросила я. - А что же такое тогда не скромные?!
- Ты не поверишь. Напомни потом, как-нибудь при случае покажу, - весело сообщил майор.
- На примере? - иронично уточнила я.
- Хм. Ну, кое-что можно и на примере, - с насторожившей меня задумчивостью согласился он. - Но так вообще есть куча фильмов соответствующей тематики. А про некоторые вещи тебе лучше вообще не знать, будешь лучше спать.
- А ты...
- В теории, - засмеялся мужчина, легко сообразив, о чём я хочу спросить. - Не пугайся, в постельных развлечениях я исключительно консервативен, ни к каким извращениям тяги не испытываю и ничего ужасного и противоестественного с тобой делать не планирую.
- А что планируешь? - машинально уточнила я, пытаясь унять радостно забившееся от этого прямого и недвусмысленного обещания (то есть, у него в самом деле есть какие-то планы -- о нас вместе?) сердце и побороть смущение, вызванное подтекстом этих слов. Вот странно, как у этого мужчины получается постоянно вгонять меня в краску? Или это устоявшийся рефлекс, перешедший мне по наследству от образа Евгении Гороховой?
- Как несложно догадаться из вышесказанного, исключительно приятное и естественное, - хмыкнул он. - Я только не понял, тебе настолько понравилось, что не терпится продолжить, или настолько не понравилось, что ты ищешь пути побега?
- Зуев, ты невыносим, - проворчала я.
- Да, я помню, - рассмеялся мужчина. В этот момент, прерывая наш разговор, проснулся и требовательно запищал Ярик.
Вскинулись мы одновременно, только я -- быстро и встревоженно, а землянин неторопливо и с невозмутимой физиономией. В итоге я добежала первой, но замерла, не зная за что хвататься и что предпринимать.
- Что с ним? - напряжённо уточнила я, вскидывая взгляд на подошедшего мужчину.
- Расслабься, - хмыкнул он, развернул меня к себе спиной и начал аккуратно разминать мне плечи. - И не паникуй.
- Но он...
- От того, что ты будешь в ужасе бегать вокруг, ничего к лучшему не изменится, только ребёнка своими страхами заразишь, он ещё громче орать начнёт. Ну, плачет человек. Проснулся, хочется общения или кушать, - невозмутимо пояснил он. - Он не болеет, не умирает; просто говорить пока не умеет, и не может объяснить, что не так. И если он кричит, это не повод для паники. Успокоилась?
- Угу, - кивнула я, чувствуя себя очень странно. Тёплые сильные ладони на плечах действительно дарили поддержку, как будто через это простое прикосновение мне передалась частичка его непрошибаемого спокойствия и уверенности решительно во всём и сразу. - Спасибо.
- Это хорошо, теперь можно и у детёныша выяснить, чего он, собственно, хотел, - мужчина взял Ярика на руки, слегка покачивая на предплечье.
- Хороша же из меня мама, - вздохнула я. - Представляю, что бы со мной было, если бы...
- Да ладно, привыкнешь, - хмыкнул он. - Ты просто сроду никогда не сталкивалась с этим вопросом, да ещё принимаешь всё слишком близко к сердцу и реагируешь слишком нервно, потому что очень чувствительная.
- А ты сталкивался? - озадаченно уточнила я, забирая из его рук притихшего ребёнка.