В Чикаго кардинал Коуди, впервые за свою долгую и бурную жизнь, почувствовал себя уязвимым. После конклава он в своем кругу пренебрежительно отзывался об этом невзрачном итальянце, который наследовал Павлу VI. «Все останется по-прежнему», — заявлял архиепископ одному из своих близких друзей в курии. По большей части все осталось по-прежнему, так, как и хотелось Коуди; он продолжал распоряжаться в Чикаго. Однако приходившие теперь из Рима новости указывали, что кардинал сильно недооценил Лучани. Недалек уже был конец сентября, и Джон Коуди все больше убеждался, что Иоанн-Павел I действует решительно там, где Павел VI медлил и раздумывал. Друзья Коуди в Риме сообщали ему: какое бы решение Лучани ни принял, одно можно знать наверняка — дело он доводит до конца. Они приводили различные примеры из жизни Лучани, которые свидетельствовали о необычной внутренней силе нового папы.
Личных вещей у Лучани вообще-то было немного, и для одной из них он нашел место у себя на столе в рабочем кабинете. Это была фотография. Изначально ее обрамляла потертая старая рамка. Когда Лучани служил в Венеции, благодарный прихожанин вставил фотографию в новую серебряную рамку, украшенную полудрагоценными камнями. На фотографии были запечатлены родители Альбино Лучани на фоне заснеженных Доломитовых Альп. На руках матери сидела малышка Пиа, теперь уже замужняя женщина, у которой самой были дети. В сентябре 1978 года секретари папы много раз замечали, как в задумчивости Лучани смотрит на фотографию. Она напоминала ему о счастливых временах, когда его душевный покой не нарушали такие люди, как Коуди, Марцинкус, Кальви и прочие. Тогда были времена тишины и всяких мелочей. Теперь же Лучани казалось, что у него не хватает времени на столь важные стороны его жизни. Он был отрезан от своей родной Канале и даже от своей семьи. Изредка он разговаривал с родными по телефону — с Эдоардо, с Пиа, но нежданным визитам пришел конец — он не может просто взять и приехать к ним в гости. За этим проследит бюрократическая машина Ватикана. Даже Диего Лоренци попытался не пустить Пиа к Лучани, когда та, позвонив по телефону, сказала, что хочет принести ему кое-какие подарки.
— Оставьте, пожалуйста, подарки у ворот, — сказал Лоренци. — Папа очень занят, у него нет времени с вами встретиться.
Лучани услышал разговор и сам взял трубку.
— Приходи со мной повидаться, — велел он. — Времени у меня нет, но все равно приходи.
Они вместе пообедали. Дядюшка Альбино был здоров и пребывал в превосходном состоянии духа. За едой он так отозвался о своей новой роли:
— Знай я, что однажды стану папой римским, то учился бы больше. — Потом, крайне сдержанно, он заметил: — Очень трудная работа — быть папой.
Пиа видела, как напряженно он трудится — и немало сил отнимало упрямство закосневшей Римской курии. Лучани хотелось вести себя в Риме словно бы в своем новом приходе — гулять по улицам, как то было в Венеции и других его епархиях. Но для главы государства подобный образ жизни проблематичен. Курия категорически заявила, что не только немыслимо, но и неосуществимо. Город потонет в хаосе, если святейший отец вознамерится совершить пешую прогулку, выйдя «в народ». Лучани отказался от этой идеи, но предложил несколько иной вариант. Он заявил ватиканским чиновникам, что желает посетить в Риме все больницы, церкви и приюты и постепенно все же совершит обход своего «прихода». Для того, кто считал себя папой-пастырем, реальный мир, начинающийся за порогом его кабинета, ставил очень непростую задачу.
Католическое население Рима составляло два с половиной миллиона человек. Такое число католиков должно было каждый год давать церкви не меньше семидесяти новых священников. Когда Лучани стал папой, таковых насчитывалось шестеро. Религиозная жизнь в Риме поддерживалась за счет «импорта» духовенства из-за его пределов. Многие части города населяли, по сути, неверующие, и церковь посещало менее трех процентов жителей. Здесь, в центре католической веры, процветало циничное отношение к религии.
Город, где отныне жил Лучани, возглавлял мэр-коммунист Карло Арган — и это в городе, где с самой ее главной отраслью экономики, религией, соперничать могла лишь преступность. Наряду с прочими папскими титулами Лучани именовался «епископом Рима» — города, обходившегося без епископа, в том смысле, в каком в Милане, Венеции, Флоренции и Неаполе вот уже более столетия были епископы.