По-моему, цель Римской курии была двоякой: во-первых, максимально принизить личные качества Лучани и снять ощущение значительной утраты и, следовательно, заглушить требования о вскрытии. Во-вторых, курия готовилась к новому конклаву. Они хотели получить такого папу, который был бы нужен самой курии.
Во время обеда Лучани со своей племянницей Пиа в застольной беседе речь зашла, в частности, об искажении и извращении фактов прессой. Теперь, после смерти, Лучани стал жертвой дезинформации. В основном негативные замечания в его адрес исходили от никому не известных священников или не имеющих никакого влияния монсеньоров, обычно занятых бесполезной писаниной в ватиканских канцеляриях. Им крайне льстило, что репортеры интересуются их мнением о покойном папе. Тот факт, что никого из них и близко не подпускали к коридорам власти, что никто из них ни разу не переступал порога папских апартаментов, они маскировали многозначительной ссылкой на то, что «сказал сегодня высокопоставленный источник в Ватикане». Сказанное ими было частью величайшей несправедливости по отношению к памяти мертвого папы. Эти выступления давали возможность тем обозревателям и «экспертам по Ватикану», которые до августовского конклава не обращали внимания на Лучани, напрочь позабыть о неудобном для них обстоятельстве, что избрание Лучани наглядно демонстрирует, насколько они «хорошо» информированы. Должно быть, ход мыслей у них был таков: да, верно, мы не принимали его в расчет, но вы же видите, мы правильно делали, что не обращали на него внимание. Вот, например:
Аудиенции вызывали немедленное расположение публики, но приносили разочарование, а порой и тревогу церковным иерархам и ватиканским деятелям. Папа воплощал тот подход к жизни, который иногда заставлял вспоминать о «Ридерз дайджест»: здравый смысл, к тому же несколько наивный, который пришел на смену блистательным теологическим перлам красноречия Павла VI. Очевидно, у Иоанна-Павла I не было культуры и интеллектуального блеска его предшественника.
Мы сначала жадно следили за его щедрыми попытками открыть нам, кто он такой, затем в нас росло ощущение радости и смеха. Он улыбался, отец у него социалист, он отказался от тиары, предпочтя белую накидку, он говорил по-простому и непринужденно.
«Ньюсуик» считал, что отказом от принципа «Где Ленин, там Иерусалим» Лучани предал латиноамериканских кардиналов, сыгравших такую важную роль в его избрании папой. В периодической прессе отмечалось, что подобным заявлением Лучани отрекся от «теологии освобождения». Из-за цензуры курии они остались в неведении, что папа добавил крайне важную оговорку: «Есть в определенной степени совпадение, но мы не можем уравнять их совсем», а потому и упустили весь смысл слов Иоанна-Павла I.
Питер Николс, очень опытный и искушенный корреспондент «Таймс», но выступивший в данном случае в «Спектейторе», сравнил Лучани с популярным итальянским комиком из прошлого, которому чернь устроила овацию. Но журналисту так и не удалось объяснить, почему рукоплесканий при каждом появлении на публике не удостаивался Павел VI.
Нашлись такие, кто критиковал Иоанна-Павла I за то, что он сразу же не сменил всех глав учреждений Римской курии. Они не желали вспоминать, что точно так же поступили и три последних римских папы до Лучани и что у него хватало власти и полномочий, чтобы сместить их в любой момент.
Большая часть мировой прессы после смерти Иоанна-Павла I уделяла внимание рассказам о ватиканских традициях и обрядах, окружающих кончину и похороны понтифика. Газеты пестрели сообщениями о том, как кардинал Вийо приблизился к неподвижному телу и трижды воззвал: «Альбино, ты мертв?», при этом каждый раз сопровождал вопрос символическим ударом серебряным молоточком по лбу папы. В прессе живописалось, как Вийо затем снял с пальца папы перстень Рыбака и сломал его.
Однако в случае кончины папы Лучани не было ни ударов молоточком, ни призывов отозваться. Все эти ритуалы отменил еще его предшественник, папа Павел I. Что касается папского перстня, то понтификат Лучани оказался столь короток, что в Ватикане не успели изготовить этот знак папской власти. На руке Иоанна-Павла I на протяжении всего его правления находилось только одно кольцо — памятный перстень, который вручался всем епископам, приглашенным на Второй Ватиканский собор.