— И как реагировал Ватикан?
— Как обычно. Никак.
Лучани рассмеялся. Ему нравился Перикле Феличи. Стопроцентный представитель курии, традиционалист по мировоззрению, он тем не менее был проницательным, остроумным и культурным человеком.
— Ваше преосвященство, поскольку вы столько времени посвятили пересмотру канонического права, то не были ли святейшим отцом намечены изменения в позиции церкви в отношении к масонству?
— На протяжении ряда лет на нас оказывали давление различные группировки. Некие заинтересованные группы, призывающие к более «современным» взглядам. Святейший отец рассматривал их доводы, но скончался, так и не успев принять решения по этому вопросу.
Феличи затем отметил, что среди тех, кто более других выступал за ослабление требований канонического права об обязательном отлучении от церкви католиков, ставших членами масонских обществ, был и кардинал Жан Вийо.
После состоявшегося разговора папа стал внимательнее присматриваться к кое-кому из тех, кто переступал порог его кабинета. Разумеется, внешне франкмасоны ничем от остальных представителей человеческой расы не отличаются. Пока Лучани размышлял над непредвиденно возникшей проблемой, некоторые члены Римской курии, разделявшие крайне правое мировоззрение Личо Джелли, уже сливали информацию из Ватикана. И в конце концов сведения дошли до того, кому предназначались, — до Роберто Кальви.
Известия из Ватикана были мрачнее некуда. Миланский банкир был убежден, что папа ищет способ отомстить ему за захват «Банка каттолика дель Венето». Он не понимал, что Лучани, когда он решил разобраться с делами Ватиканского банка, двигали совсем иные побуждения, чем желание расквитаться лично с Роберто Кальви. Банкир вспомнил о возмущении венецианского духовенства и о протестах Лучани, о закрытии множества счетов епархии и переводе денег в конкурирующий банк. И что теперь ему делать? Может быть, преподнести Ватикану щедрый подарок? Сделать крупное денежное пожертвование? Однако все, что он слышал о Лучани, говорило Кальви, что ему приходится иметь дело с человеком, подобные которому редко встречаются в мире бизнеса, — абсолютно неподкупным.
Бежали сентябрьские дни, Кальви разъезжал по южноамериканскому континенту: Уругвай, Перу, Аргентина. Все время рядом с ним был либо Джелли, либо Ортолани. Если Марцинкус лишится своего поста, то новый глава банка, разбираясь с состоянием дел, вскоре обнаружит истинную природу взаимоотношений между Ватиканским банком и «Банко Амброзиано». Будут смещены Меннини и де Стробель. Будет проинформирован Банк Италии, и Роберто Кальви остаток своих дней проведет за решеткой.
Кальви размышлял о всяких непредвиденных обстоятельствах, оценивал все потенциальные опасности, подыскивал удобные оправдания, готовил лазейки. Созданный им механизм представлял собой совершенство: это была не единичная кража, и даже не крупномасштабное хищение. Это была непрерывная кража, причем с невиданным размахом. К сентябрю 1978 года Кальви уже похитил свыше 400 миллионов долларов. Офшорные предприятия, зарубежное партнерство, подставные компании — большинство воров испытывают чувство торжества, когда им удается провернуть одно ограбление банка. Кальви же разом грабил по десятку банков. И эти банки в очередь выстраивались, чтобы их ограбили, едва не дрались за честь ссудить деньги «Банко Амброзиано».
И вот на гребне грандиозного успеха он вынужден вести борьбу с ревизорами из Банка Италии, которых нельзя подкупить и которые с каждым днем все ближе и ближе к завершению своего расследования. Джелли уверял Кальви, что ничего страшного нет, что все будет улажено, но сможет ли даже Джелли, обладающий громадной властью и влиянием, уладить проблему с римским папой?
Если бы произошло чудо и Альбино Лучани умер, не успев сместить Пола Марцинкуса, тогда у Кальви было бы время упрятать в воду все концы. Пусть месяц, но был бы! За месяц многое может случиться. Кто знает, что случится на следующем конклаве? Ну не сподобится же Господь послать еще одного папу, которого настолько же обуревает желание провести реформы в ватиканских финансах! Со всеми своими опасениями и размышлениями Кальви, как всегда, обратился к Личо Джелли и поведал ему о своих страхах. Пока они посещали различные города Южной Америки и беседовали о сложившемся положении, Роберто Кальви слегка воспрял духом. Джелли сумел несколько успокоить его. Имеющаяся «проблема» может и должна быть разрешена!
Тем временем повседневная жизнь в папских апартаментах вскоре вошла в размеренную колею, подправив распорядок дня под нового хозяина. По привычке, которой он следовал всю жизнь, Лучани вставал рано. Новый папа предпочел спать на кровати Иоанна XXIII, а не на ложе Павла VI. Отец Маджи сообщил Лучани, что Павел VI отказался спать на кровати предшественника «из уважения к папе Иоанну XXIII, на что Лучани ответил так: «А я выбираю эту кровать — из любви к нему».
Хотя будильник неизменно устанавливали на 4:45 утра — на случай, если папа проспит, — он, как правило, просыпался 4:30 от легкого стука в дверь спальни. Этим стуком сестра Винченца сообщала, что оставила снаружи кофейник. Даже это простое действие не обошлось без вмешательства курии. В Венеции монахиня обычно после стука в дверь приветствовала Лучани пожеланием доброго утра и вносила кафе прямо в спальню патриарха. Деятельные монсеньоры в Ватикане усмотрели в этом невинном обычае какое-то нарушение некоего воображаемого протокола. Они принялись возражать, и озадаченный Лучани уступил их уговорам, и теперь кофе ему оставляли в примыкающем к спальне кабинете. Пить кофе сразу после сна вошло у Лучани в привычку за много лет до этого — из-за операции на полости носа он чувствовал по утрам неприятный вкус во рту. Во время поездок, если не удавалось устроить чашечку кофе, он сосал леденцы.
Выпив кофе, папа брился и принимал ванну. С пяти до половины шестого он занимался английским языком при помощи магнитофонного курса обучения, а в пять тридцать покидал спальню и отправлялся в маленькую часовню, где молился и размышлял наедине до семи утра.
В 7:00 в кабинет Лучани приходили личные секретари отец Диего Лоренци и отец Джон Маджи. Лоренци, будучи новичком в Ватикане, обратился к папе с просьбой, нет ли возможности оставить Маджи, в недавнем прошлом одного из секретарей Павла VI, на своем посту. Иоанн-Павел I, на которого произвело впечатление, как отец Маджи в первые же два дня устроил так, что для папы всегда была наготове чашечка кофе, с готовностью откликнулся на просьбу Лоренци. Затем они втроем отправлялись к мессе, в сопровождении монахинь из конгрегации Мария Бамбина, в чьи обязанности входили уборка папских апартаментов и приготовление пищи для папы. Монахинь — настоятельницу Елену, сестер Маргериту, Ассунту, Габриэллу и Кларинду — пригласили в помощь приехавшей из Милана сестре Винченце. Это сделали по предложению отца Лоренци.
Винченца начала работать у Лучани, еще когда он был епископом в Витторио-Венето и хорошо знала его предпочтения и привычки. Она перебралась вместе с ним в Венецию и стала настоятельницей общины из четырех монахинь, которые обустраивали быт патриарха. В 1977 году у монахини случился сердечный приступ, и она попала в больницу. Врачи сказали сестре Винченце, что ей не нужно заниматься физическим трудом, она должна только сидеть и отдавать распоряжения другим монахиням. Она проигнорировала этот совет и продолжала руководить на кухне сестрой Целестиной и хлопотать возле патриарха, напоминая, чтобы он принимал прописанное ему лекарство от пониженного давления.
Для Альбино Лучани сестра Винченца и отец Лоренци представляли единственное связующее звено с северной Италией, с родиной, где ему доводилось бывать очень редко и которую ему больше не суждено увидеть. В голову сразу приходит отрезвляющая мысль: когда человека выбирают римским папой, то его немедленно поселяют там, где он, по всей вероятности, и умрет и где, со всей уверенностью, его похоронят. Так сказать, раннее заселение на собственное кладбище.
Сразу после мессы, в 7:30 утра, приносили завтрак — кофе-латте, булочку и фрукты. Как говаривала другим монахиням Винченца, кормить Альбино Лучани — задачка из непростых. Обычно он забывает о приеме пищи, а аппетит у него как у канарейки. Как и многие, кто познал большую нужду, он терпеть не мог расточительства. Он просил, чтобы еду, оставшуюся после званых обедов, подавали ему назавтра.