— Именно. У Вунцама началась паранойя. В Париже и в Милане в дело вступили политические круги. Можно будет представить себе, что начнется в Брюсселе. Его нельзя было тронуть без того, чтобы разразился скандал. Я предпочел ехать в Брюссель один и без прикрытия. Я импровизировал.
— Вы очень хорошо импровизировали, Лопес.
— Но в Брюсселе рисунок спутался. Вмешались вы, Монторси. Я перестал понимать, кто стоит на стороне Ишмаэля. Я даже не был уверен, что в машине, в которую вы стреляли, был Американец с ребенком. Я не понимал, зачем убивать Карла М., учитывая, что это была единственная карта, находившаяся в нашем распоряжении, при помощи которой можно было добраться до заказчиков ребенка. В Брюсселе в дураках остался я. А вы, кроме того, исчезли в никуда.
— Штучки моего ремесла. — Монторси закурил еще одну «житан».
— Одну вещь я не понимаю. Если вы убрали Карла М., значит, этот тип для вас не был столь же незаменим, как для меня. Значит, вы знали заказчиков ребенка. Почему вы не нагрянули прямо к ним?
Монторси чуть улыбнулся и задумчиво кивнул.
— Есть еще одна разница между спецслужбами и Богом, Лопес. Только Бог всемогущ. Вы, вероятно, не представляете себе, кто эти заказчики.
Люди, стоящие выше, чем он когда-либо мог себе вообразить.
Лопес:
— А если я спрошу у вас имена?
Монторси:
— Нет.
Лопес опустил глаза.
Монторси:
— Продолжайте.
— Мы подошли к сегодняшнему дню. Этим утром — обнаружение ребенка на Джуриати. Тот же самый ребенок, которого на моих глазах унесли с миланского садомазохистского собрания. Связь с Ишмаэлем была очевидна. Потом ваш звонок, Монторси. Очевидные соответствия с 1962 годом. В ISPES я не узнал вас рядом с туалетом, но я узнал человека Ишмаэля, Американца. Если б я узнал вас, я б велел вас задержать. Но я узнал Американца и попытался остановить его.
— Одна из причин, по которой я сделал вам этот звонок, Лопес. Мы в агентстве были удивлены. Простой полицейский, которому удается ориентироваться в лабиринте. Достойно восхищения.
— Одна из причин, по которой вы мне позвонили. А другие причины?
«Житан» докурена. Новая «житан».
— Я вам сказал, что мы в агентстве восхищены вами. Теперь я сделаю вам некое предложение.
— Поступить в агентство.
— Именно, Лопес.
— Нет. Сначала я должен задать вам несколько вопросов.
Монторси улыбнулся.
Вопрос — вот теперь.
— Кто такой Ишмаэль?
Монторси снова улыбнулся. Стряхнул пепел с «житан».
— Никто. Ишмаэль — никто, инспектор Лопес. Вы допускаете ту же ошибку, которая привела меня в руки спецслужб. Вы думаете, что Ишмаэль — это кто-то.
Лопес — побледневший, лишившийся слов. Монторси:
— Ишмаэль — это не человек. Возвращаемся к 1962 году, к моим событиям. Журналист, Фольезе, был автором отчета о внедрении американцев в Италию — отчета, который в конце концов оказался непосредственно в руках Маттеи. Тезис Фольезе: американцы готовятся усилить присутствие своей разведки в Европе и начали с Италии. Фольезе утверждал, что в рамках этой стратегии американцы работают над созданием более скрытой структуры, которую, вероятно, можно будет противопоставить ватиканскому господству в Южной Европе, свободной от столкновений с советскими спецслужбами. Речь шла об Ишмаэле. Отчет, предназначенный для Маттеи, был заказан Фольезе самим Ишмаэлем — это было предупреждение для Маттеи. Ишмаэль действует именно таким образом — тайно, но очевидно. Имеющий очи да увидит — евангельский девиз — это девиз Ишмаэля. В свое время я думал, что Ишмаэль — некто вроде темного священника этой тайной религиозной структуры. И я ошибался. Ишмаэль — это план. Ишмаэль — это обширная элита. Это власть. Он вскоре освободится от своих создателей, американских спецслужб. И его ждет триумф, потому что Ишмаэль объявил триумф своего времени.
Лопес был в замешательстве.
— Я не понимаю. Вы говорите, что Ишмаэль пережил положение в Европе с 1962 года? При всем том, что тогда произошло? Нет, говорю вам: больше нет Советского Союза, больше нет Берлинской стены…
— Действительно. И это — время Ишмаэля. Когда американцы создавали Ишмаэля, они строили структуру, предназначенную к долгой жизни. ЦРУ занималось шпионажем — противостояло советским силам в Европе. Какая у него была необходимость создавать что-то вроде черного масонства? Смысл открывается именно тогда, когда коммунизм уже не проблема. Ишмаэль препятствует тому, чтобы Европа вышла из сферы американских интересов.