А девочка была чудесной. Если за мальчика все боялись, то за девочку все радовались. Она уже набирала недостающий вес, и ее басистый требовательный плач мгновенно созывал всех сестер.
– Через три дня я могу вас выписать, – сообщил Сезар Изабел после очередного осмотра. – Полагаю, вам не терпится выбраться на свободу после столь долгого заточения в наших стенах.
– Не скрою, так оно и есть, – улыбнулась Изабел. – Хотя мое заточение было вполне комфортабельным.
– Я пропишу вам режим, которого советую придерживаться, и очень прошу находиться под наблюдением гинеколога.
– Я вас поняла, я себе не враг, – ответила Изабел, – и последую вашему совету.
Вскоре приехала Лиза, и девочка поступила целиком и полностью в ее распоряжение. Изабел пока объясняла это своим плохим самочувствием и слабостью. Никакой лишней информации она не собиралась давать в этих стенах и торопилась их покинуть.
– На сколько ты взяла отпуск? На месяц, как я просила? – уточнила Изабел.
Она смотрела на Лизу с невольной усмешкой – до того ее юная подружка была изумлена переменами в жизни старшей.
– Да, на месяц, – кивнула Лиза, – я уже видела вашу девочку, она – прелесть.
– Вот ты ею и займешься, – сказала Изабел. – Я собираюсь во Францию. Там я купила себе виллу на Средиземном море.
Изабел не стала говорить, что собирается туда одна. Пусть пока Лиза думает, что поедут они вместе.
Лиза так и подумала. Она была в восторге – ей давно хотелось побывать во Франции. Будет что рассказать Женезиу, когда вернется. Она была достаточно наблюдательна и поняла: Изабел относится к своему материнству… как бы это поточнее выразиться?.. нестандартно. Да, это будет самое корректное для данной ситуации слово. Поэтому она не докучала своей подруге поздравлениями и восторгами, а сразу взялась за дело споро и сноровисто.
– Вот эта будет потолковее, – оценила Лизу Анита, – эта с ребенком справится.
Наконец настал день выписки Изабел. Долгожданный день и для нее, и для Аниты с Сезаром.
– Я оплатила вам операцию, – сказала она на прощание, и Сезар понял, что это плата за летальный исход.
Еще год назад он устроил бы скандал или истерику, считал бы, что его оскорбили, негодовал на цинизм Изабел. Но, пережив столько, сколько он пережил, он стал видеть и понимать гораздо больше. Он видел слепоту этой женщины, которая поверила сначала во всемогущество денег, а потом и в собственное всемогущество. Такие люди недоброкачественны как по-человечески, так и социально, и от них нужно держаться на расстоянии.
– Вы оплатили счет, который прислала вам администрация клиники, а оплата моего труда предусмотрена контрактом, который я подписал.
– Вы позволите поблагодарить вас отдельно? И вы, и ваша жена были ко мне так внимательны.
В холодном уточнении Сезара Изабел увидела чуть ли не просьбу о дополнительном гонораре. Но Сезар ничего другого и не ждал от подобного сорта людей.
– Когда я буду заниматься частной практикой, я сразу же буду извещать моих пациентов о необходимых мне размерах их благодарности. Но здесь я на службе, и вашу благодарность вам придется увезти с собой.
Сезар улыбнулся, смягчая свою откровенную нелюбезность.
Изабел улыбнулась в ответ. Она была в самом деле благодарна этому врачу, а если он не желал принимать от нее деньги, то это было его делом.
Уже у себя в комнате она просмотрела полученные от Сезара бумаги – выписку, рекомендации на будущее, рецепты. Свидетельство о смерти ребенка она отложила отдельно. Оно ей еще пригодится.
Ровно в назначенный час к воротам клиники подъехал роскошный лимузин, и счастливая Изабел в сопровождении Лизы с ребенком на руках села в него. Лимузин развернулся и уехал.
Сезар вздохнул с облегчением. С отъездом Изабел одной опасностью для них с Луисинью стало меньше. Но только одной. Если бы они с Анитой могли расторгнуть контракт и уехать из клиники, Сезар сумел бы оформить бумагу, что Анита лежала в ней на сохранении и родила ребенка. На основании этой выписки в любой мэрии им выдали бы свидетельство о рождении. Но несвоевременное расторжение контракта грозило большой неустойкой. Луисинью нуждался в улучшенном уходе, который могли обеспечить только больничные условия. А у Сезара не было выгодного приглашения на другую работу.
Всякий раз, когда он в своих размышлениях доходил до этого тупика, он тер виски, встряхивал головой и произносил одну и ту же фразу:
– Завтра будет видно.
Пока было видно одно: малышу становилось лучше. Ближайшее окружение Сезара, прекрасно отдавая себе отчет в сложности положения, в какое попала молодая пара, молчаливо ей сочувствовало и покровительствовало.
Сезар принимал роды, оперировал, пациентки выздоравливали, увозили с собой младенцев, администрация прибавила молодому врачу оклад, выражая тем самым свое удовлетворение его работой. Никому и в голову не приходило интересоваться, сколько именно младенцев пользуется услугами реанимационного отделения.
Так прошел месяц. Луисинью вовсю улыбался счастливой Аните. Теперь она с уверенностью могла сказать, что ее ребенок выживет.
– И все-таки нам имеет смысл зарегистрировать его в ближайшей мэрии, – сказал ей Сезар. – Справку о том, что ты родила, мы сможем оформить. Благодаря чудесному исцелению у Луисинью столько доброжелателей. А вот потом…
Сезар тяжело вздохнул, как вздыхал уже много раз, дойдя до этого тупика.
– Потом я схожу с Луисинью к своему индейскому доктору, – сказала Анита. – Посмотрим, что он мне скажет. А ты пока ищи для нас новое место, все равно мы с тобой отсюда уедем, и нам нужно знать куда.
Анита была вновь полна энергии. Необходимость защищать Луисинью придавала ей силы, как оно обычно и бывает у матерей.
В ближайший свободный день Анита, взяв малыша, села в машину и поехала в индейскую деревню.
– Давно ты у меня не была, дочка, – сказал ей старик, когда она вошла в его небольшую комнатку.
Разумеется, в Деревне давным-давно не было никаких вигвамов, обитатели ее жили в небольших лачужках, держали домашний скот и птицу, сажали кукурузу. Деревня славилась своими охотниками, и когда приезжим ученым или туристам нужна была какая-нибудь экзотическая зверушка, редкая птица или необыкновенной окраски попугай, то знатоки направляли их в эту деревню. Туристы еще могли тут поживиться изделиями из кожи, которую необыкновенно искусно выделывали местные женщины.
Вместо ответа Анита положила перед стариком младенца и развернула пеленки. Старик стал внимательно разглядывать и ощупывать его, а тот, широко разинув рот, обиженно заорал.
– Взяла? – спросил старик. Анита кивнула.
– Больной, – уже утверждая, а не спрашивая, сказал старик.
Анита опять кивнула.
– Оставишь? – снова спросил старик. Анита недоуменно уставилась на старика.
– Буду лечить, – объяснил он. – Можно лечить. Но болезнь не вся выйдет, ходить долго будет плохо.
Анита вновь запеленала малыша и села, крепко прижав его к себе. Как она могла с ним расстаться?
– Я тоже с ним останусь, – решила Анита.
– Живи, – согласился старик.
– И муж тоже, – торопливо прибавила Анита, вдруг испугавшись, как же она будет без Сезара.
– И муж пусть живет, – согласился старик.
– А долго ты его будешь лечить? – поинтересовалась Анита.
– Месяц, два – видно будет, – сказал старик.
– Мы приедем через три дня, – сказала Анита, – нам нужно покончить с разными делами.
Старик кивнул.
– Я пока травы соберу, – сказал он. – Приезжай через три дня.
Скоропалительное решение Аниты было неожиданным, но Сезару понравилось. На следующий день они съездили в соседний городок в мэрию и оформили метрику Луисинью, а потом переселились в индейский поселок, откуда ездили в клинику на дежурства.
Сезар написал письмо родителям о том, что Анита наконец родила, что беременность проходила трудно, поэтому они ничего им не сообщали. У малыша проблемы со здоровьем, ему понадобятся со временем морские купания. Как только закончится их контракт, они устроятся в другом месте, на берегу моря.