- Все готовятся к бою, - сказал Робин. - Кто-нибудь что-нибудь заметил?
- Никто не заходил в лес, - сказала Марион.
- Они не будут прятаться, - сказал Херн. - Когда начнётся ужас, вы узнаете.
Все посмотрели на него, и он пожал плечами. - Не стреляйте в гонца.
- Не искушай меня, - сказала Марион.
- Думаю, нам всем пора перекусить и выпить, - сказал Робин.
Я недоверчиво посмотрел на него. - Как ты можешь вообще думать о еде, когда сюда идут те, кто хочет тебя убить?
- Люди всегда приходят, чтобы убить меня, - резонно возразил Робин. - Такова жизнь вне закона.
Он ушёл, чтобы проследить за приготовлением пищи. Не потому, что кто-то нуждался в его помощи, а потому, что его присутствие успокаивало. Херн тоже переходил от одного костра к другому, пробуя блюда и предлагая тщательно продуманные рекомендации, которые повсеместно игнорировались. Марион обошла лагерь по периметру, держа стражников в тонусе. Их испуганные крики были слышны по всему лагерю. Тук катил по поляне огромную бочку с медовухой, отвергая все предложения о помощи. Уилл Скарлетт снова скрылся в тени. Малыш Джон сел в центре лагеря, и маленькие дети сгрудились вокруг него, словно он был самой лучшей игрушкой на свете.
Вскоре еды хватило на всех, и по выражению лиц многих я понял, что это не то, к чему они привыкли. Мы все уселись вокруг костров, и нам с Амандой отвели почётные места рядом с Робином и Марион. Не было ни тарелок, ни столовых приборов; еду просто ставили людям на колени, и все работали руками.
Я изо всех сил старался не обращать внимания. Медовуху приносили в грубых деревянных чашках: густое золотистое варево, в котором что-то плавало. Все ели, пили и громко разговаривали.
А после этого начались танцы. Музыканты подняли жизнерадостный гвалт, и люди закружились вокруг пылающих костров. Босые ноги отплясывали по утоптанной земле, волосы развевались, когда головы раскачивались вперёд - назад. Танцевали ради чистой радости, ради того, чтобы просто насладиться жизнью. Поначалу я стеснялся присоединиться. Я никогда не любил танцевать, и это был их танец - танец разбойников. Я смотрел, как танцует Аманда, энергично переходя от одного партнёра к другому, её лицо блестело от пота, она громко смеялась.
Мне показалось, что она никогда ещё не выглядела такой красивой и такой живой. Внезапно она вынырнула из толпы и встала передо мной. Она протянула руку, я взял её, и она потянула меня за собой в толпу. Не знаю, как долго мы танцевали, притопывая ногами в такт музыке. Она не отпускала меня, а я не отпускал её, и я никогда не чувствовал себя таким счастливым. В какой-то момент музыка замедлилась, и по всей поляне пары прижались друг к другу, потерявшись в глазах друг друга. Я обнял Аманду, и она повернула своё лицо к моему; когда мы наконец поцеловались, мне показалось, что это был момент, к которому я шёл всю жизнь.
Музыка смолкла. Люди расходились парами, чтобы побыть наедине с собой, возможно, в последний раз. Аманда вырвалась из моих объятий, пристально посмотрела мне в лицо, а затем резко повернулась и пошла прочь. Я стоял и смотрел, как она уходит. Я мог бы позвать её, но не стал. Потому что если она не хотела быть со мной, то и я не хотел быть с ней.
Было холодно и темно, и я никогда не чувствовал себя таким одиноким.
Я присел у полыхающего костра. Херн тяжело опустился рядом со мной, и мы некоторое время сидели вместе, глядя в угасающее пламя. Я думал, сколько времени у нас есть, прежде чем армия шерифа прибудет, чтобы положить всему конец. Я посмотрел на Херна.
- Вы можете рассказать мне что-нибудь о том, что должно произойти?
- Вы с Амандой всё усложняете, - устало сказал Херн. - Ты как слепое пятно в моей памяти.
- Почему? - спросил я.
- А ты как думаешь, почему? Он жестом указал на Аманду, стоявшую на краю поляны и вглядывавшуюся в темноту. От костра, горевшего неподалеку, она была наполовину освещена, наполовину в тени; великолепная и таинственная, как лесной дух или какая-нибудь древняя богиня, сошедшая на землю, чтобы вмешиваться в человеческие жизни.
- Кто же она на самом деле? - спросил я.
- Ты узнаешь, - ответил Херн.
- Мне кажется, я люблю её, - тихо сказал я.
- Конечно, любишь.
- Что в итоге? Любит ли она меня? - спросил я.
Херн вздохнул и посмотрел на меня глазами старше веков. - Она намного больше, чем ты можешь себе представить. Любить её, быть любимым ею… это как мотылек, летящий на солнце.
- Что ж, - сказал я через мгновение. - Бывает и хуже.
Робин сел рядом с нами. Он попрежнему улыбался.
- Я живу ради таких ночей, - сказал он. - Я танцую - я хожу по краю, я наслаждаюсь каждым мгновением, потому что знаю, что возможно это последняя возможность почувствовать себя таким живым. Иногда я думаю, что если бы мне удалось уговорить шерифа присоединиться к нам на такую ночь, мы могли бы покончить с нашей враждой.