— Вы знаете его семью?
— Да, я была у него в деревне и там встречалась с его отцом.
— А вы знаете его жену?
— Я встречалась с ней два раза.
— Как она реагирует?
Я рассказала ему о Кути, какая она понимающая, о ее любви к мужу и дружбе со мной, о месте, которое она готова мне предоставить в ее семье, и о наших все более и более теплых отношениях, несмотря на расстояние.
Молодая афганка, которая переводила нашу беседу, прожила несколько лет в США. Она выразила удивление по поводу реакции Кути. Старик сказал: «Да, да, афганцы такие. Брижитт прекрасно поняла, что сказала та женщина. Она очень любит своего мужа и очень любит Брижитт. Да, любить можно и так». Я была ужасно взволнована. Наконец кто-то понимал нашу ситуацию и одобрял то, как каждый из нас ее проживал, то есть пытался прожить, насколько было возможно, черпая мужество и силы в душе.
Он добавил: «Встреча с этим человеком открыла твое сердце. Религия проживается сердцем, и только так». Он находил прекрасным, что я пришла к исламу через любовь. Я попросила его помочь мне лучше понять эту религию, жить земной любовью, не теряя при этом священной связи. Я не люблю эти высокие слова: «святой», «душа», «духовность»… Они давят и слишком помпезны. Я не стремлюсь к духовности, чтобы убежать от реальности и броситься в мистику. Ничего подобного! Я просто хочу стать хорошим человеком, лучше понимать других и, может, однажды достичь других духовных высот. Любви, я думаю, надо учиться. Старик так красиво, по-детски, улыбнулся: «Я принимаю тебя. Отныне ты моя дочь. Но ты должна понимать, что путь труден, тебе понадобятся упорство и мужество».
Он пригласил меня на свои занятия по четвергам и пятницам. Я вышла окрыленная. Эсматулла ждал меня в машине. Как обычно, я села сзади, подняла стекла, нажала на кнопку дверцы. Он наблюдал за мной в зеркало заднего вида. Мне он нравился. Встречаясь с ним каждый день, я узнала все о его семье, о трудностях выживания. Часто он возил меня в Джелалабад вместо такси, беспокоясь о моей безопасности, и тут же уезжал, проделывая опять шесть часов опасной и утомительной дороги. В этот раз он все чаще посматривал на меня в зеркало. Заметил ли он, что я не была в своем обычном состоянии?
«Со мной только что произошло необычайное, Эсматулла. — Я вся светилась. — Я услышала то, чего еще никогда не слышала. — Слезы застилали глаза. — Мне нужно сказать тебе… Я приняла ислам». Вот, признание состоялось. Я была слишком переполнена счастьем.
Эсматулла расчувствовался. Он сказал на своем плохом французском: «Для нас это честь, мадам Брижитт. Большая честь. Это замечательно». И мы заплакали вместе. Он был так поражен, что перешел на «ты», как того требовала ситуация: «Теперь ты моя сестра, все мусульмане — братья и сестры». Он подумал и добавил: «Ты словно новорожденная теперь. Все, что ты делала до этого, забыто».
И Эсматулла пустился в восхваление ислама, лучшей из всех религий, более высокой, чем католицизм или иудаизм. Я возразила, что ни одна религия не доминирует над другой, как нет одной книги, более священной, чем другие. «Я выбрала ислам, потому что его практика мне подходит, вот и все». Я полюбила эту религию еще и потому, что она вылепила такого человека, каким стал Шахзада, но этого Эсматулла не должен был знать.
Я удобно устроилась на сиденье и размышляла над последними событиями. Водитель воспользовался моим молчанием, чтобы пуститься в объяснения по поводу того, что запрещено, а что позволено в исламе. В этом было столько вздора, что я решила не прислушиваться. Иначе можно было подумать, что мусульмане — глупцы и фанатики. Это было слишком нелепо. Я предпочла вновь окунуться в воспоминания о своей беседе со стариком. И снова я почувствовала себя безмятежной и умиротворенной.
Глава 15
Тропинки жизни
В ту весну 2005 года Афганистан, казалось, был на грани хаоса. Постоянные теракты угрожали хрупкому равновесию, установившемуся в последние четыре года. Выборы в Законодательное собрание были назначены на 18 сентября. Для врагов режима это был удобный случай развязать насилие, которое было направлено в первую очередь против ISAF. Но и гражданские лица не были в безопасности.