Выбрать главу

Фелиса усилием воли не дала пролиться слезам.

— Хорошо. Я обещаю подумать.

— Спасибо.

Она взглянула ему в глаза, наслаждаясь прикосновением его сильной руки к своему плечу. Как будто через руку в нее переливалась часть его силы.

— У меня тоже есть вопрос, Алекс. Чего вы хотите сами? Вы ограничиваете себя в общении даже более чем я. Ни с кем не встречаетесь. У вас нет ни жены, ни подруги. Может, из-за одиночества вы так хорошо поняли мое состояние? Потому что страдаете от того же самого, что и я, да?

Взгляд его изменился, стал отчужденным, и Фелиса поняла, что ступила на запретную территорию… Туда, куда Алекс ее никогда не пустит. Но она все равно должна была попытаться, хотя бы еще раз.

— Я не могу вам ответить, принцесса. Очень хотел бы, но не могу. — Во взгляде Алекса отразилась настоящая мука, кожа на лбу собралась в скорбные морщинки. — Наверное, вам кажется, что я пытаюсь вас заинтриговать, подогреваю ваше любопытство… Но я действительно хотел бы рассказать вам обо всем более чем кому бы то ни было. Просто моя история слишком запутанна и сложна.

— Сложнее, чем моя? Вам хотя бы не нужно опасаться, что однажды папарацци испортят вам жизнь и репутацию.

— Вы даже не представляете… Нет, не могу. Разговор окончен!

Алексу было больно так грубо отталкивать ее, он как будто чувствовал ее обиду. Более всего на свете он хотел бы сказать ей правду. Если на земле есть человек, способный ему поверить, так это принцесса Фелиса.

Но опыт подсказывал, что он должен защищать не только себя. Если Фелиса узнает правду и не изменит своего отношения к нему, то повторит судьбу Хуаны, и тогда жизнь Алекса превратится в ад.

А какое раздолье наступит для желтой прессы! Мало того, что репортеры наконец застанут безупречную принцессу с поклонником — так еще с поклонником, который вроде бы бессмертен! Тогда Фелисе останется только пожалеть, что некогда она не осталась одинокой. Изначально желая ей добра, Алекс не мог обречь ее на настоящее страдание.

Тяжело вздохнув, он взял Фелису за руку и повел к подземному ходу.

— Уже поздно, принцесса. Мне еще нужно написать к утру отчет о работе, а вам придется готовиться к заседанию…

Губы Фелисы растянулись в улыбке, но в глазах осталась все та же боль бессилия.

— Конечно, — ответила она. — Но улизнуть от меня вам все-таки не удастся.

— Я и не собирался.

Пока они шли по подземному ходу, никто из них не проронил ни слова. Однако они крепко держались за руки, как двое детишек, боящихся заблудиться в лесу. Только на выходе из подземелья Фелиса нарушила молчание:

— Спасибо вам, Алекс. Это был прекрасный вечер. — Она повернула к нему лицо, мраморно белевшее в полумраке. — Лучшего подарка на день рождения я не получала никогда в жизни.

Алекс наклонился, чтобы подарить ей прощальный поцелуй в щеку. Кожа ее пахла жимолостью, мягкие волосы слегка задели его висок — и он снова чуть не потерял контроль над собой. Поэтому поспешил отпрянуть.

— Вам тоже спасибо, вечер был волшебный. Я передам отчет Хосефине рано утром.

Она повернулась, чтобы уйти. Но Алекс окликнул ее:

— Принцесса!

Фелиса обернулась с выражением радостного ожидания в глазах.

— Я подумал над вашим предложением пригласить из Лондона моего секретаря. Я согласен.

Радостное ожидание исчезло. Фелиса ответила своим деловым тоном, холодным как лед, хотя и приветливым:

— Хорошо, тогда я завтра же этим займусь. Хосефина позвонит в Лондон, забронирует билет на самолет, и мы постараемся выделить мистеру Дарку апартаменты неподалеку от ваших. Спокойной ночи.

Она коротко кивнула и ушла, не дожидаясь ответа. Алекс постоял на ступеньках, сжимая голову обеими руками, потом резко впечатал кулак в каменную стену. Удар был таким сильным, что он ободрал костяшки на руке. Однако это ничуть не отвлекло его от сердечных мук.

Как ужасно причинять Фелисе боль! Нет, он не жалел, что устроил ей праздничный ужин, но он не должен был позволять себе целовать ее. Алекс прижался лбом к холодной стене, стараясь не думать, как совершенно подходили друг другу их сцепленные руки. Словно кусочки головоломки, наконец-то соединенные вместе. Отвергнуть ее поцелуи было не легче, чем голодающему — отказаться от приглашения за пиршественный стол.