Эти слова, занесенные в «Протоколы революционного трибунала», были приняты как окончательное, неоспоримое доказательство виновности гражданки Марни, и ей был прочитан смертный приговор. Ее увели, а ее место на скамье подсудимых занял Поль Дерулед.
Спокойно слушал он длинный акт, еще накануне составленный Тенвилем — на всякий случай. Так как Дерулед сам обвинил себя в измене, то его даже не спросили, может ли он что-нибудь сказать в свое оправдание. За чтением акта последовал смертный приговор, после чего Поля Деруледа и Жюльетту де Марни под стражей вывели на улицу.
Их судили последними из всех обвиняемых этого дня. Арестантские каретки, развозившие осужденных по тюрьмам, были все в деле, а потому на долю Жюльетты и Деруледа досталась ветхая некрытая повозка. Было уже девять часов вечера. Слабо освещенные улицы Парижа имели жалкий вид: моросил дождь, и плохо вымощенные дороги представляли собою болота вязкой грязи. Толпы пьяной, озверелой черни тянулись вдоль Сены до Люксембургского дворца, превращенного в тюрьму, к которому и лежал путь осужденных.
Вдоль набережной, на столбах вроде виселиц, на расстоянии ста метров один от другого, на высоте семи-восьми футов от земли, висели чадившие масляные лампы. Одна из таких ламп была сброшена, и со столба спускалась веревка с петлей на конце.
Вокруг этих импровизированных виселиц толпились грязные, оборванные женщины. Мужчины нетерпеливо ходили взад и вперед, боясь прозевать добычу, не успев насытить свою месть. О, как они ненавидели теперь своего прежнего идола! Широкоплечий Ленуар занимал среди них первое место, он то кричал резким голосом на женщин, то подстрекал мужчин, стараясь возбудить народную ярость там, где она, казалось, готова была остыть.
Как только на улице показался Дерулед, свет от фонаря упал ему на лицо, и толпа узнала его. Снова раздались проклятия и крики:
— На фонарь! Вздернем изменника на фонарь!
Дерулед слегка вздрогнул, словно на него пахнуло холодом, затем спокойно сел в тележку рядом с Жюльеттой.
Коменданту Парижа Сантерру и конвою национальных гвардейцев с трудом удалось оттеснить толпу. Он приказал без всякой жалости пускать в дело оружие, а чтобы помешать Деруледу говорить с народом, барабанщикам было велено громко бить в барабаны. Но Деруледу было не до речей: стараясь защитить Жюльетту от холода и пронизывавшего дождя, он снял свой плащ и укутал ее.
Пока повозка ехала вдоль стены здания суда, гвардейцы довольно легко отстраняли ревущую толпу, когда же она выехала на открытое место, ее буквально осадили со всех сторон. Казалось, ничто не могло спасти осужденных от моментальной и ужасной смерти. Сам Сантерр растерялся. Послав в кавалерийские бараки за подкреплением, он со своим маленьким отрядом выбивался из сил, окружив тележку плотным кольцом солдат, — чернь могла каждую минуту прорвать это кольцо. Сантерр охотно предоставил бы народу расправиться самому с требуемой добычей, но твердо помнил данный ему приказ и потому ограждал осужденных.
В эту минуту кто-то почтительно прикоснулся к его руке. Позади него стоял национальный гвардеец, но не из его подчиненных, протягивавший руку со сложенным листом бумаги.
— От министра юстиции, — поспешно проговорил он, — граждане депутаты наблюдали за народным бунтом из зала суда: они советуют не терять ни минуты.
При свете фонаря Сантерр быстро пробежал бумагу.
— С вами еще двое? — спросил он.
— Да, гражданин, — ответил солдат, указывая куда-то вправо. — Гражданин министр сказал, что вы дадите мне еще двоих.
— Вы конвоируете преступников до самого Тампля, понимаете?
— Да, гражданин! Гражданин Мерлен дал мне все инструкции. Как только тележка доедет вот до тех ворот, можно будет воспользоваться темнотой, чтобы высадить преступников, затем они перейдут под мою охрану, а вы со своим отрядом окружите пустую тележку и будете дожидаться подкрепления, которое не замедлит подойти. Тогда вы направитесь к Люксембургской тюрьме. Этот маневр даст нам возможность беспрепятственно доставить осужденных в Тампль.
Солдат проговорил все это отчетливо и быстро, передавая устный приказ министра. Сантерру оставалось только повиноваться.
Благодаря густомy туману маневр удался как нельзя лучше, и, когда тележка поравнялась с указанными воротами, Жюльетте и Деруледу было приказано поскорее сойти. Никто этого не заметил.
— Вперед, или, согласно приказу, я застрелю вас на месте! — прошептал грубый голос им на ухо.
Но они не думали сопротивляться. Прозябшая Жюльетта молча оперлась на руку Деруледа.