Андрей Макарович поспешил за удаляющейся по коридору сестрой, суетливо прихрамывая на уставшую от долгого стояния ногу.
– Простите, пожалуйста! – попытался он догнать ее словами.
Женщина обернулась, но ход не замедлила. Андрей Макарович включил пониженную передачу, взревел болью в суставах и поравнялся с ней.
– Извините, может быть, вы что-нибудь знаете о пациентке Васильевой? Доктор сказал, что нужны памперсы. Неужели все так плохо?
– Ну а что вы хотели-то? Овощное состояние, – выстрелила она ему в голову и понеслась дальше, заполняя коридор безразличным ко всему живому амбре.
Теперь, сидя на остановке, Андрей Макарович в очередной раз укорял себя за то, что вообще согласился отдать свою Лену в лапы врачей. Ведь он сам привез ее в Москву специально для этого… Подумаешь, вальгусная деформация стопы! Да, ей, конечно, было больно ходить, и она даже стала немного по-медвежьи подворачивать ногу, но сама вышучивала свою приобретенную косолапость и от этого становилась еще милее. Зато в остальном она была здорова – и рядом. Если бы не операция, сосуды в ее голове еще долго хранили бы целостность своей тонкой паутины, не позволяя разлившейся черной боли лишить ее красок бытия.
Но теперь надо было что-то делать. Нельзя просто сидеть вот так на остановке и эгоистично греться на солнце. Андрей Макарович внезапно почувствовал потребность в максимальной активности: он вскочил на ноги и почти бегом ринулся в аптеку и магазин. Хотя спешить было некуда: все равно в следующий раз портал общения с родственниками откроется только завтра. Но в нем уже работал мощный двигатель внутреннего сгорания, который требовал постоянного движения вперед, а на холостых оборотах только впустую жег топливо душевных сил.
Прошло несколько дней. Андрей Макарович каждый день как заведенный совершал свой ритуальный забег в магазин, аптеку и, наконец, к вратам ада. Ровно в назначенный час на пороге появлялся Люцифер в не слишком чистой медицинской пижаме и выдавал столпившимся у его ног просителям малопонятную информацию, почти в точности повторяющую слова чуть более приветливой сотрудницы, отвечавшей по телефону справочной. Андрей Макарович вместе со всеми вручал передачу для своей родной заключенной и ковылял домой. Жил он в семье младшего сына, который, припоминая свой опыт ухода за маленькими детьми, не уставал каждый день объяснять отцу, что подгузники в таком количестве не могут быть нужны, да и воды по два литра в день выпьет даже не всякий здоровый. Но это была единственная связь Андрея Макаровича с Еленой Александровной, единственная возможность передать ей свою заботу. И пусть даже все эти вещи не дойдут до нее лично, а достанутся кому-то другому, но зато вместе с ними в густую атмосферу тяжелой болезни попадет его концентрированная любовь, которая уж точно найдет путь к адресату.
Пару раз вместо опухшего и помятого – то ли от бессонных ночей дежурств, то ли от пристрастия к спиртному – лечащего врача подменяла его менее отталкивающая коллега. Впрочем, доверие к ней скорее объяснялось лишь инстинктивным приятием мужчины представительницы противоположного пола, потому что и она ничего толком не объясняла. Правда, именно от нее Андрей Макарович услышал долгожданный вердикт: «Завтра переводим в палату интенсивной терапии».
И хотя из сумбура медицинских терминов где-то на горизонте сознания сложилась мрачная безысходность, Андрей Макарович старательно отгородился он нее беспорядочной баррикадой из хлопот, связанных с выпиской из реанимации.
С самого утра он уже дежурил у проходной и пытался просочиться через фильтр охраны. Он пробовал называть фамилию, но из списков пациентов реанимации Васильеву уже педантично вычеркнули; он, задействовав весь свой профессиональный артистизм, умолял о снисхождении человека с синдромом вахтера в черной, смутно напоминающей эсесовскую, форме; он даже предлагал ему деньги, но все эти ухищрения не дали никаких результатов. На свидание с Еленой его пропустили только в строгом соответствии со стандартным графиком посещений и одновременно со старшим Сережей, который специально чуть раньше отпросился с работы, чтобы при необходимости чем-нибудь помочь.
Совершенно не чувствуя тяжести сумок с вещами и гостинцами, которые он набрал назло утверждениям врачей о каких-то там глотательных функциях, Андрей Макарович вбежал в отделение, опережая сына, с нетерпением выяснил заветный номер палаты и робко постучал. С той стороны ответа не было, поэтому он осторожно скрипнул дверью, и они оба переступили через порог.