Фергюсон внезапно ринулся через улицу в сторону какого-то темного пустыря. Завизжали тормоза автомобиля.
На мгновение Уилкокс обрадовался, решив, что подоспела Шеффер, и заорал:
— Хватай его! Дави его!
Но это была не она.
«Где же Шеффер?!» — с досадой подумал Брюс и ринулся через улицу, с трудом увернувшись от автомобиля, водитель которого долго изрыгал проклятия в адрес двоих сумасшедших, внезапно перебежавших дорогу прямо у него перед носом.
Уилкокс стал пробираться между горами мусора. Где-то впереди Фергюсон с таким же трудом карабкался по развалинам. На мгновение силуэт Фергюсона, взобравшегося на груду ящиков, подпертых ржавым холодильником, стал хорошо виден в свете далекого уличного фонаря. Уилкокс увидел, как Фергюсон обернулся, и снова крикнул:
— Стой! Полиция!
Детективу показалось, что Фергюсон узнал его, с удивлением уставился на него, а затем спрыгнул с ящиков и исчез из виду. Уилкокс стал с бранью продираться вперед.
Он собирался перепрыгнуть через кучу кирпичей, но зацепился ногой и полетел вниз, выставив перед собой руки, чтобы смягчить удар. Благодаря этому он не свернул себе шею, но его рука попала прямо на ржавую зазубренную железяку, впившуюся ему в ладонь. Кроме того, вся сила удара пришлась на пальцы, и Уилкокс понял, что сломал запястье. Завопив от боли, он кое-как встал на ноги. Из вспоротой ладони хлестала кровь, вывернутые пальцы горели как в огне. Проклиная все на свете, детектив сжал здоровой рукой пальцы сломанной руки в кулак, прижал его к груди и стал пробираться дальше среди обломков, стараясь разглядеть впереди Фергюсона.
Забравшись на очередную кучу мусора, Уилкокс на мгновение остановился, чтобы перевести дух, и наконец увидел Фергюсона, перелезавшего через ржавую металлическую сетку, ограждавшую пустырь. Спрыгнув с другой стороны сетки, Фергюсон перебежал через переулок и нырнул в подъезд заброшенного дома.
«Ага! Ты тоже устал! — подумал Уилкокс. — Решил спрятаться и передохнуть! Не выйдет!»
Не обращая внимания на боль в сломанной руке, детектив добрался до металлической сетки и в свою очередь кое-как через нее перебрался. Добежав до входа в заброшенное здание, он остановился, чтобы отдышаться.
Покопавшись в кармане, Уилкокс вытащил носовой платок и перебинтовал распоротую ладонь. В темноте ничего не было видно, но он не сомневался в том, что на рану придется накладывать швы. Кроме того, он понял, что не обойдется и без укола от столбняка. Носовой платок быстро промок от крови. Уилкокс попытался согнуть пальцы и запястье изуродованной руки, но ее до самого плеча пронзила такая острая боль, что он оставил эти попытки и стал ощупывать руку в поисках других переломов. Рука быстро распухала, и Уилкокс на мгновение задумался о том, хватит ли его медицинской страховки, чтобы привести ее в порядок. При этом он утешал себя мыслью о том, что пострадал при исполнении служебного долга. Скрипнув зубами, детектив постарался отвлечься от острой боли, надеясь на то, что все обойдется гипсом и операции не потребуется.
Оглядевшись, Уилкокс увидел только заброшенные жилые дома или склады да горы мокрого мусора. Нигде не было ни души. До ближайшего уличного фонаря было около тридцати ярдов.
Внезапно вспомнив о детективе Шеффер, полицейский из Пачулы подумал о том, что помощь ему сейчас совсем не помешала бы. Но он отогнал эти мысли и убедил себя в том, что никакая помощь ему не нужна и он легко справится с этой крысой Фергюсоном одной левой.
Ни секунды в этом не сомневаясь, Уилкокс шагнул ко входу в заброшенный дом. Дверь, открытая Фергюсоном, так и осталась распахнутой, вероломно приглашая войти внутрь неосторожных прохожих. На улице было темно, но внутри здания было еще темнее. Прислонившись к двери, Уилкокс стал прислушиваться.
Достав из наплечной кобуры револьвер, он взял его в левую руку. Он не был уверен, попадет ли куда-нибудь, стреляя левой рукой, но полагал, что на небольшом расстоянии не промажет. Детектив не знал, вооружен ли Фергюсон, но был полон решимости в любом случае его задержать. Сейчас важнее всего было арестовать и напугать Фергюсона, продемонстрировать тому, что они ни за что не оставят его в покое, даже если им и придется его отпустить.