Баки протянул живую руку ко рту Стива, побуждая облизать пальцы, и тот стал облизывать и посасывать их, как если бы это была плоть Баки. Но он отобрал у него пальцы, и коснулся ими его входа, поглаживая, чуть-чуть, меньше чем на фалангу, проникая внутрь и снова выходя.
Стив изгибался, стонал и кричал от уверенных, точных ласк, словно Баки никогда и не забывал, как ему нравится, точно знал, как поцеловать, где нажать, как проникнуть, чтобы Стив метался и кричал, подаваясь на пальцы, прижимая голову к паху.
— Я хочу… — выдохнул Стив, вскрикнув на очередном точном касании, — тебя … тоже…
И Баки понял его, сдвинулся, и Стив подхватил его руками под ногу, притягивая к себе, вбирая его плоть, возбужденную, истекающую, в рот. Баки тут же задохнулся от уверенных ласк юркого языка, а Стив жарко выдохнул ему в пах, вырывая стон наслаждения.
Они ласкали друг друга, отдаваясь полностью, без остатка, погружаясь друг в друга, и не нужно было слов, они просто чувствовали желания друг друга, и Стив сильнее разводил ноги, давая Баки возможность проникать в него глубже, сам вылизывая его, посасывая его плоть. А потом просто потянул, выпуская, без слов давая понять, чего хочет, и Баки понял, переворачиваясь, ложась на Стива сверху, проникая в него. Стив задыхался, впуская в себя, понимая только сейчас, как соскучился по этому ощущению заполненности за это время, пока Баки не было рядом.
Он отдавался полно, выгибаясь, подставляясь под поцелуи, сминал плечи Баки, обнимал его, чтобы быть прижатым в ответ. Даже холодная железная рука нагрелась от их страсти и скользила по влажной коже, лаская. Баки страстно, жадно входил в Стива, а тот обхватил его руками и ногами, прижимая к себе, выгибаясь, подставляясь, побуждая двигаться быстрее. А потом изогнулся, перевернулся, оказываясь сверху на Баки, почувствовал, как тот сжал его ягодицы в ладонях, и задвигался сам, прогнувшись, даря наслаждение обоим.
Баки коротко гортанно стонал на каждом толчке, вскидывая бедра, и Стив чувствовал, как ему хорошо, как он счастлив, и это пьянило, обволакивало безграничной радостью от полного единения тел и душ. В комнате было жарко до невозможности от их соития, но обоим было так хорошо, что они не замечали этого. Стив последний раз резко двинулся, насаживаясь до конца, и стиснул рукой себя, не позволяя семени брызнуть далеко и запачкать его и Баки. Закричал, сжимаясь на Баки, сжимая его плоть собой, в себе, и он тоже кончил с каким-то жалобным стоном, прижав к себе Стива, целуя везде, куда мог дотянуться: щеки, губы, плечи, шею, обнимая, прижимая к себе, а потом бережно вышел, уложив Стива на бок, и прижался к нему, практически вдавливая в себя.
— Я так счастлив, — прошептал Баки куда-то в шею Стива, и тот чувствовал это, его счастье, которое переполняло, делало мир ярче, и даже ночь уже не казалась такой темной.
— Я тоже, — ответил он. — Но где ты нашел землянику? Уже же выпал снег.
— Могут у меня быть свои тайны? — засмеялся Баки, но потом все же ответил. — Я помог одной фее лета перебраться через озеро, за это она разбудила поляну с земляникой.
— Значит, не все феи злые и коварные? — оживился Стив, которому было очень интересно хоть что-то узнать о феях до того, как он к ним пойдем.
— Все, просто они тоже умеют быть благодарными. Тем более, что я уже одарен, да и взять с меня больше нечего, — пожал плечами Баки, переворачиваясь на спину и затягивая Стива на себя. — Феи не стремятся одарить. Они стремятся получить что-то для себя, а поделиться толикой силы им не сложно.
— И как ты помог ей перебраться через озеро? — Стив погладил Баки по груди, наслаждаясь ощущениями гладкой кожи под ладонью.
— Я его заморозил, — просто ответил Баки. — Не сильно, оно еще растает, но для феи хватило.
А потом Баки принес свечу и шлем с земляникой, и принялся кормить ею Стива так же руками по ягодке или две. Стив ел и смеялся, и целовал Баки, а все, что осталось, Баки просто заморозил прямо в шлеме, сказав, что он ему пока не нужен, так пусть побудет просто ведром.
— Но ты же не брал с собой шлема. Ты и плаща не брал, только топор и волокуши, — удивился Стив, когда они снова устроились в кровати без ягод, и Баки снова прижимался к нему под теплым одеялом, зачем-то выстудив комнату. Стив был не против, если Баки так нравится, ведь ему тоже не было холодно, его согревала вера, которая, он знал, скоро позовет его в дорогу, но сейчас можно было быть рядом, еще можно, потому что нельзя было оставить нареченного, когда ему плохо, и он в полном раздрае. Но сейчас уже можно, только совершенно не хотелось. А еще Стив решил, что завтра на рассвете пойдет искать фей, раз не все они столь коварны.
— Это Александр расщедрился, зачаровал мои доспехи и меч, чтобы я мог их призывать куда угодно, — в руках Баки материализовалась латная перчатка, как подтверждение его слов. По ней пробежали морозные искры. — Я уверен, что никогда не хотел быть паладином, да, думаю, у меня и не получилось бы. Но сейчас я воин лучше, чем восемь лет назад, и я хочу путешествовать с тобой. И пусть я буду драться не во имя веры, но за тебя, потому что один ты точно во что-нибудь вляпаешься. Вон, в меня вляпался.
— Но это я тебя оглушил, — напомнил Стив, хотя и понимал, что в искусстве боя он уступал Баки. Тогда ему просто повезло. Очень повезло.
— Потому что я почему-то не хотел тебя убивать, — признался ему Баки. — У меня была масса возможностей нанести последний удар, но я не мог. Бесился от этого, вот и пропустил пару твоих ударов.
— Потому что ты мой нареченный, а я — твой, — просто объяснил Стив, широко зевнув. — Мы бы не смогли друг друга убить.
— Спи, мой хороший, — Баки поцеловал его, погладил по плечу и спине. — Спи.
И Стив уснул, чтобы проснуться еще до зари. Баки никогда не любил рано вставать, и эта привычка осталась с ним сейчас, что было на руку Стиву. Он выбрался из крепких объятий так, что Баки даже не шелохнулся, ополоснулся в кухне ледяной водой, выстуженной Баки, как и все остальное, растопил печь, позавтракал, чем осталось с вечера и понял, что не может оставить Баки даже записки, потому что пергамента у них не было, а портить дубовую столешницу не хотелось. Решив, что до вечера он обязательно вернется, Стив собрался и отправился искать ведьмины круги, о которых знал только то, что это грибы, собравшиеся в круг.
Он понимал, что найти их в самом конце осени, когда уже выпал снег, будет тяжело, но надеялся, что двери в мир фей открыты круглый год, надо просто их найти. И он искал, медленно бредя по лесу, в котором снега выпало уже по щиколотку, искал хоть что-то похожее на круг, засыпанный снегом, но ничего не находил. Какая-то странная смесь радости и отчаяния захлестнула его, когда он уже думал повернуть домой, но внезапно увидел что-то красное, торчащее из-под снега. Он подошел, аккуратно смахивая снег руками, и увидел мухоморы, красные, яркие, с мясистыми белыми точками на остроконечных шляпках, и бледные, еле держащиеся на своих тонких ножках с юбочками, поганки, что собрались в большой круг. Что делать дальше Стив не представлял, поэтому просто ступил в этот круг, надеясь, что попадет к феям. Произошло ли что-то, он не знал, но простояв в круге минут пять, он вышел из него и в разочаровании от того, что ничего не вышло, уже собрался домой, когда на него налетела метель, да такая, какой не бывает в это время года. Но он продолжал идти, потому что понимал, что Баки ждет его, как когда-то он ждал его. И он обязан вернуться домой, бог Жизни ему поможет, Стив верил в это. Он шел и шел, но метель все не успокаивалась. А потом в метели послышались шепотки, голоса, смех, даже плач, его закружило, завьюжило на месте, так, что не сдвинуться.