Баки задумался, и это уже обрадовало Стива, потому что тот не собирался сразу отказывать ему. Это давало надежду на то, что он вспоминает что-то про них, или же он тоже чувствует это тепло, разливающееся по телам обоих, а значит, он должен поверить, что они предназначены друг другу, даже если метки нет. Метка — это не важно, это просто чтобы людям было проще поверить, но те, кто истинно предназначены друг другу, чувствуют это и без всяких меток, в этом Стив был уверен, потому что его тянуло к Баки всю его относительно сознательную жизнь, когда городской мальчик приезжал к своей бабке.
— Хорошо, — неуверенно согласился Баки, и Стив тут же взял его за руку, поднес к губам и поцеловал пальцы. И почувствовал он, как по телу Баки прошла дрожь, как хотел он вырвать руку, но только легко потянул на себя, словно говоря о том, что так они не договаривались, что держать за руку и лобызать ее вещи разные.
Только Стив чувствовал, что Баки приятны его прикосновения. Они почти час сидели вот так вот: близко-близко, и Стив держал Баки за руку, а тот не вырывался и смотрел вдаль, думая о чем-то своем. Стив был почти счастлив от этого простого, но такого нужного касания, словно не кожа касалась кожи, а души снова соединялись вместе. И отпускать совершенно не хотелось, но нужно было до темноты добраться до обители, и Стив нехотя выпустил ладонь Баки из своих. Тот как-то странно посмотрел на Стива, потом на свою руку, но поднялся, оседлал расседланного на обед коня и забрался в седло. Стив повторил его действия, и они поехали, держась конь о конь, только теперь Баки словно чуть улыбался, будто то бы Стив своими руками отогрел кусочек его души.
Они приехали в обитель Жизни, когда темно-серые вечерние сумерки уже становились темной осенней ночью без луны и звезд.
— Не думаю, что мне тут будут рады, — вдруг остановил своего коня перед воротами Баки. — Я несу холод и смерть, обитель Жизни не для меня.
— Нет, Баки, все будет хорошо, — горячо заверил его Стив, а уж он-то точно уловил бы эманации смерти, ведь он был паладином Жизни.
— Ну, раз сам паладин говорит, что все будет хорошо, стоит поверить, — горько усмехнулся Баки, слезая с коня и беря его под уздцы. — Тогда пойдем.
Стив тоже спешился, и конь сам пошел за ним. Они шли по широкой аллее, вдоль которой были посажены дубы, черно-красные в осенней ночи. Стив видел, как Баки оглядывался, словно вспоминал, где находится, а потом резко выкинул железную руку, и под ноги Стив упала закованная в лед летучая мышь.
— Прости, — опустил голову Баки, — привычка.
— Ничего, все в порядке, — заверил его Стив, ломая лед и отогревая животное в ладонях, что запылали неверным оранжевым светом. — Лети.
Он подкинул летучую мышь в воздух, и та, хлопнув крыльями, полетела в темноту.
— Я несу только смерть, — обронил Баки, и у Стива сжалось сердце от того, как это было сказано: обреченно, словно он больше ничего не мог, не умел. Будто он сам был — смерть. Но Стив верил, что это не так. Это не могло быть так, потому что это был его нареченный, его Баки, которого он любил больше жизни, и с которым собирался эту жизнь прожить.
— Друг мой, Стивен, — послышалось от входа в обитель, где стоял кто-то с факелом в руке. — Кто с тобой?
— Настоятель, — обрадовался Стив, — это мой Баки. Я нашел его. Он был Зимним, воином Александра, но он ушел от него…
— Баки? — удивился настоятель.
— Я Зимний, — подал голос Баки, развеивая сомнения. — Я не тот, кого знал Стив.
— Настоятель, он потерял память. Брат Фил должен помочь ему, — заговорил Стив, надеясь, что настоятель Николас позволит Баки остаться, несмотря ни на что.
— Хорошо, келья рядом с твоей пуста, можешь проводить туда своего нареченного, — ответил настоятель, уходя, но оставляя факел в держателе.
— Пойдем в конюшню, твоему коню нужен отдых, вода и еда, — Стив взял факел и повел Баки в конюшню, где были только лошади послушников и гостей обители. Лошади паладинов исчезали, когда не были нужны. Стив помог Баки расседлать коня, обтереть его, задать корма и напоить, а потом снял вещи со своего коня, закинув их на плечо. Тот тихо заржал и истаял в воздухе.
— Как вы это делаете? — вдруг спросил Баки, когда они уже почти дошли до входа в обитель.
— Что? — не понял Стив.
— Как вы призываете своих лошадей? — расширил свой вопрос Баки.
— Я не знаю, — честно признался Стив. — Я просто зову его, и он приходит. И остается со мной столько, сколько нужно. Кони паладинов не устают, им не нужна вода и еда.
— А паладинам нужна вода и еда? — усмехнулся Баки.
— Да. Паладинам нужна. Думаю, мы можем прокрасться на кухню и чего-нибудь там перехватить. Ты же голоден? — спросил Стив, отпуская своего коня. В его руках осталась только поклажа.
— Пожалуй, — согласился Баки, и Стив был очень рад.
Он вспомнил, как они, движимые Баки, пробирались на кухню обители, где пекарь, делая вид, что ничего не замечает, оставлял для ребят горбушки свежевыпеченного хлеба, а иногда и пирожки с ягодами.
— Пойдем, я тебе покажу, — Стив бездумно взял Баки за живую руку и повел за собой на кухню темными коридорами.
Они тихо прошли в самое теплое помещение обители, где всегда пылал очаг, где послушники ставили хлеб на утро.
— О, смотри, это явно для нас, — Стив потянул Баки к столу, на котором стояла крынка молока, и на тарелке лежала пара ломтей мяса и хлеб.
Они поужинали, и Стив повел Баки по обители в соседнюю с ним келью.
— Стив, — Баки смеялся, идя по коридорам обители, — ты мне отдельную комнату определишь, пока мы не вместе по-настоящему?
— Да, — безапелляционно ответил Стив. — Пока мы перед богами не повенчаны…
— Стив, мы нареченные, боги уже отдали нас друг другу, — Баки притянул Стива к себе и поцеловал нежно, но властно, лаская губы. — Поэтому я хочу спать с тобой.
— Завтра, — пообещал Стив. — Мы будем вместе завтра, когда нас обручит Жизнь.
Стив вспоминал, и ему хотелось плакать от безысходности, от горя потери, хотя он оплакал Баки уже десятки раз, а теперь так вообще он шел рядом с ним, молчаливый, спокойный, собранный. Стиву внезапно захотелось вернуть прошлое и предложить Баки лечь рядом с ним, вместе, а не глупо придерживаться правил, которые для нареченных были лишь пожеланием, а никак не указанием к действию.
— Ополоснемся с дороги? — предложил Стив, зная, что в купальне только холодная вода, но он был привычен к такому, а Баки сейчас вообще не чувствовал холода.
— Да, — коротко согласился тот
Они купались, и Стив подавлял в себе желание прикоснуться, обнять, прижать к себе, чтобы больше никогда не отпускать. Но он только лишь живой человек, хоть и паладин, воин веры, и он прижался к спине Баки, обнял его, когда тот выливал на себя очередное ведро ледяной воды. Но Стиву было не холодно, он чувствовал только жар родного тела, только тепло их связи.
Баки замер, заледенел в объятиях Стива, ждал, когда тот его отпустит, но Стив все не отпускал, и Баки несмело погладил живыми пальцами по обнимающим его рукам. Стива будто бы обожгло прикосновением, но он только сильнее стиснул Баки в объятиях и уткнулся в изгиб шеи, касаясь губами кожи.
Он чувствовал, как волнуется от этих прикосновений Баки, как замирает, стараясь не двигаться, даже не дышать, как пугается этого, но не отстраняется, не ругает его, не пытается вырваться и убить.
— Баки, — прошептал Стив, касаясь губами изуродованного плеча, — я так скучал по тебе. Я так люблю тебя. Без тебя я не жил, я мечтал умереть.
Стив стиснул его в объятиях, и Баки фыркнул.
— Я не тот, о ком ты грезишь, — только лишь ответил он.
— Тот, — уверенно ответил Стив, — и я докажу тебе это, просто позволь. Пожалуйста.
— Отпусти меня, — только лишь попросил Баки, и Стиву пришлось подчиниться. Он разжал объятия, хотя не хотел этого совершенно, и сделал шаг назад. — Я не тот…